Александр Берман - Среди стихий

Все знали, что я стал владельцем летательного аппарата, и все знали теперь о Татьяне, которая на северной трассе обогнала двух инструкторов. Гонка продолжалась в долине.

Татьяна посетила мою "каюту", посмотрела на дельтаплан и "не поверила", что Славик уехал. Она просила "ему" передать, что "все" завтра ждут полетов на Третьем Чегете. Кроме того, она еще успела распустить слух, что полеты состоятся.

Я хотел совершить несколько пробных полетов внизу, как и советовал Славик. Но значительный круг болельщиков и помощников, который сразу образовался, советовал поупражняться на Третьем Чегете от стартового домика вниз к верхней станции канатки - самое людное место на самом верху горы. Каждому, кто умеет летать на дельтаплане и знает склоны Третьего Чегета, ясно, что приземлиться там негде. Я знал склоны, но не умел летать и согласился...

Я становился комическим персонажем: сейчас он шлепнется, и все засмеются. Летательный аппарат совершенно театральный, ситуация тоже, герой тоже, настоящая лишь высота. Я начинаю серьезно относиться к происходящему, но и моя серьезность соответствует комическому сюжету. Комизм и трагизм легко замещают друг друга: начинается с одного - заканчивается с другим.

Стоя у стартового домика, я смотрел вниз на площадку у станции и совершенно ясно видел, что там мне не сесть. И пытаться нечего: высота будет слишком маленькой, чтобы развернуться, а в прямом полете врежусь в станцию или пролечу над ней и врежусь в скалы. Интересно, что, кроме меня, этого никто не видит.

Татьяна была тут как тут.

- Действительно Слава уехал? - спросила она наивно.

- Нет, он сейчас придет и полетит. Я механик - собираю дельтаплан.

- Он вам доверил?

- Конечно.

- Вы, пожалуйста, внимательно собирайте. Хорошо?

Я обещал очень внимательно собирать.

Она мне помогала. Она не знала, что к чему надо прицеплять, но старалась, чтобы я сосредоточился. Она стояла рядом, сняла лыжи. Она вдруг стала совсем другой, эта Татьяна. Только она была серьезна, одна среди всех, кто стоял вокруг. Когда все было готово, она спросила.

- Что ты видишь внизу?

Я улыбнулся ей.

- Ты все-таки полетишь?

- А ты как советуешь?

- Ты будь внимательным. - Она подчеркнуто говорила мне "ты", и это короткое доверительное "ты" каждый раз откликалось во мне светлым аккордом.

- Ты подумал про ветер?

- Да.

- Ты ведь не будешь здесь садиться, а полетишь в самый низ? Да?

- Да. .

Я проверил замок подвесной системы, потом оглядел все крепления на дельтаплане. Если бы сейчас я рассмеялся, снял дельтаплан и сказал: "Пошутили и хватит", - она бы, наверное, меня расцеловала.

Слабый ветерок пришел снизу и чуть приподнял дельтаплан, уменьшая его тяжесть.

- Завтра собрались пойти погулять на Нарзаны, я приглашаю тебя, сказала Татьяна.

Черт побери, смелости ей было не занимать. А я суеверен, оглянулся, где бы взять деревяшку - постучать, посмотрел на лыжи. В них не было ни кусочка дерева.

Внешне полет проходил нормально. Тысячам горнолыжников и горнопляжников он показался, наверное, легким и красивым. А я каждую секунду боролся за жизнь. И только уже в самом низу, пролетая над восьмиэтажной гостиницей "Чегет" и над поляной выката, уставленной яркими автобусами и заполненной людьми, поднявшими лица на легкий звук дельтаплана, начал я обретать уверенность.

Впереди сверкало нетронутым снегом междуречье Донгуз-Оруна и Баксана. Я приземлился там в глубокий пушистый снег.

Вокруг не было ни единого следа. И ни единого звука. Чегет за спиной уходил в невероятную высь, на нем черными точками перемещались лыжники. Впереди скалистые вершины Когутаев отклонились от меня, откинулись назад и смотрели вниз. Потом долетел приглушенный деревьями автомобильный гудок с шоссе...

Следующим утром я пребывал в замечательном настроении: не было планов на будущее, воспоминаний об огорчениях тоже не было, равно как и успокоительных мыслей о том, что было в жизни хорошего. Напевая пилотскую песенку, я разбирал опорные трубы дельтаплана на самые короткие части и упаковывал в чехол, готовя к отправке в Москву. Потом я надел легкую обувь и по твердой, замерзшей снежной тропинке, а потом по сухому асфальту шоссе, густо пересеченному тенями деревьев, побежал вниз, к Нарзанам. Полеты были пока еще не для меня.

Но ведь это игра... *

Кто кого учит

Леня устал, ему три года, он не может идти слишком долго по размокшей глинистой тропе. Но если я его посажу на плечи, то не смогу двумя руками отряхивать от воды ветви перед ним и тогда он промокнет насквозь. А нам еще довольно далеко идти.

- Папа, почему земля не стоит?

- Это у тебя самого ноги разъезжаются.

- Почему?

- Потому что ты по глине скользишь.

- Я не скольжу.

- Нет скользишь, ноги у тебя разъезжаются.

- Они сами, - сказал Леня и обиделся. Теперь он чуть не падал.

- Ты тихонько ставь ноги, и не надо поворачивать носки наружу.

- А где ружа? - Леня оглянулся по сторонам и посмотрел на меня, как мне показалось, хитровато.

- Почему ты все время спрашиваешь и спрашиваешь, вместо того чтобы внимательно ставить ноги?

- Внимательно это как?

- Внимательно это вот так, смотри...

Мы некоторое время идем молча, и Леня говорит:

- Я устал идти внимательно.

Я посадил его на плечи, но он сразу попал под потоки воды. До лагеря, где нас ждали, где был большой костер, палатки, где можно было Леню переодеть и уложить спать в тепле, было далеко.

Неудачной получилась наша прогулка, но кто же знал, что зарядит этот дождь. Конечно, кое-что на случай дождя я взял, но нет ничего такого, что бы не промокло, когда продираешься через кусты в дождь. Разве что водолазный костюм.

Я опять поставил малыша на тропу и стал отряхивать перед ним кусты. И опять он сказал, что давно уже очень, очень устал. Я стал его поучать:

- Леня, нужно быть упрямым.

- Мама говорила, что не нужно быть упрямым.

- Ну хорошо, нужно быть настойчивым.

- А что такое настойчивым?

- Настойчивый - это когда продолжаешь начатое дело, как бы ни было трудно.

- А зачем трудно?

- Потому что жизнь - не игра. В ней бывает и трудно, и плохо. И надо быть терпеливым. Понял?

- Понял. Давай все-таки лучше играть.

- Сейчас не время.

- Почему?

- Ты вот что - не задавай больше вопросов, а старайся не падать.

- Почему?

- Сейчас не надо.

- Не спрашивать?

- Нет.

- А зачем мы пришли в лес?

Он меня отвлекал, и я немного заблудился. Задавать вопросы ему до этого никогда не запрещали, и теперь, в три года, он никак не мог примириться с этим.

Я укутал его во все, что было, и, усадив на плечи, ринулся через кусты. Я старался защитить его от веток, но все-таки его стегануло по лицу. Он заплакал. Я схватил его в охапку, прижал к себе и снова полез через кусты. Через некоторое время мы оказались на полянке, и я решил здесь заночевать. Кусок полиэтилена у нас был, мы могли соорудить из него тент от дождя; и спальный мешок, в котором мы вдвоем помещались, тоже был. Лес кругом был сырой, лиственный, и мне не сразу удалось зажечь огонек. Потом я стал рыться в рюкзаке, доставая котелок, еду. Леня тем временем приволок сырую корягу, положил ее на не окрепший еще костерок и погасил его. Я вспылил: