Франц Бенгтссон - Рыжий Орм

— Ты не побоялся показать мне, что ты боишься, — сказала она, — это делает тебе честь; а у кого из нас хуже с пониманием, еще неизвестно. Но я видела, как ты сразился с Сигтрюггом, и это был хороший бой; и я хочу, чтобы ты знал, что никто еще не сделался мне недругом оттого, что причинил урон моему брату Свейну. А Сигтрюгг и так слишком долго ходил неубитый. Из его глотки сильно разило, а между ним и Свейном было сговорено, что он берет меня в жены. Если бы такая беда случилась, он недолго прожил бы в этом браке, не ужиться мне с первой попавшейся скотиной. А тебе я обязана великой благодарностью за такое дело.

— Ты строптивая и бесстыжая и, видно, царапаешься похуже прочих, — сказал Орм. — Но так водится за королевскими дочками. И я не буду отрицать, что ты, на мой взгляд, слишком хороша для такого, как Сигтрюгг. Но сам я получил немалый ущерб от того боя и теперь не знаю, чем это для меня кончится.

Ильва прикусила язык, кивнула и задумалась:

— По-моему, от этого боя больше народу получило урок и потери, чем ты, Сигтрюгг и Свейн, — сказала она. — Я слышала о твоем ожерелье, которым хотел завладеть Сигтрюгг; говорят, что ты получил его от конунга Юга и что оно прекраснее всех украшений. Теперь я желаю, чтобы ты позволил мне его увидеть; и тебе не надо бояться, что я схвачу его и убегу, хотя бы оно и было моим, победи Сигтрюгг.

— Несчастье — владеть вещью, которую каждый норовит потрогать, — сказал Орм.

— Почему же ты не отдал ее Сигтрюггу? — возразила Ильва. — Тогда бы ты избавился от такой печали.

— Одно я уже знаю, — ответил Орм, — хотя и знаком с тобой недавно: тому, кто на тебе женится, долго придется дожидаться, пока, за ним останется последнее слово.

— Не думаю, что тебя попросят проверить, так ли это, — усмехнулась Ильва. — Не таков ты кажешься, будь у тебя хоть пять таких.: цепей. Почему ты не велишь кому-нибудь вымыть тебе волосы и бороду? Ты на вид хуже смоландца. Но теперь говори: покажешь ты мне ожерелье или нет?

— Худое дело — сравнивать больного человека со смоландцем, — сказал Орм. — Я ведь хорошего рода и по матери и по отцу, Свейн Крысиный Нос в Геинге приходится сводным братом отцу моей бабки по матери, а мать его матери происходит из рода Ивара Широкие Объятья. И это только из-за моей болезни, что я с тобой; тут пререкаюсь, а не выпроводил тебя вон. Но это верно, я хотел бы. чтобы меня умыли, хоть вид у меня и неважный; и если ты окажешь; мне такую услугу, то я увижу, умеешь ли ты что-нибудь получше, чем кормить меня супом. Но может статься, дочери конунгов не умеют делать таких нужных вещей.

— Ты предложил мне сделать работу служанки, — сказала Ильва, — на такое до тебя еще никто не осмеливался; оттого это, видно, что Ивар Широкие Объятья был твоим предком. Но верно и то, что хотела бы поглядеть, на кого ты похож умытый; завтра я приду с утра, и сам увидишь, гожусь ли я на такое.

— Еще я хочу, чтобы меня причесали, — добавил Орм, — и если останусь доволен, то покажу тебе ожерелье.

Тут шум донесся с того места, где была постель Токе. Тот сидел и был в добром расположении от супа и близости женщины. Они беседовали на ее родном языке, и у Токе это получалось не без запинки; зато руками он владел куда лучше, чем языком, и пытался привлечь ее к себе. Она защищалась и била его ложкой по пальцам, но не больше, чем полагалось, и не казалась огорченной, а Токе расхваливал ее прелести как мог и клял свою больную ногу, не дающую ему сойти с постели.

Орм и Ильва повернулись в их сторону, когда игра их сделалась шумной; Ильва чуть улыбнулась, но Орм рассердился и закричал на Токе, чтобы тот вел себя разумнее и оставил женщину в покое.

— Как ты думаешь, что скажет конунг Харальд, если услышит, что ты балуешься с его женщиной?

— Он, должно быть, скажет то же, что и ты, Орм, — сказала Ильва, — что это его несчастье — владеть вещью, которую каждый норовит потрогать. Но от меня он ничего не узнает, потому что женщин у него более чем нужно и в его лета, а ей, бедняжке, мало радости тут у нас, и она часто плачет, и трудно ее утешить, потому что понимает она не слишком много из того, что говорится. Так что пусть тебя не беспокоит, что она шутит с тем, кто может с ней поговорить, а он, видно, к тому же человек отважный.

Но Орм настаивал, что Токе следовало бы в таких вещах быть поосмотрительнее, покуда они гости Харальда.

Токе уже успокоился и держал женщину только за косу. По его выходило, что Орм волнуется зря.

— Ведь тут и говорить не о чем, — сказал он, — пока у меня такое дело с ногой; а сам ты, Орм, слышал ведь, как тот маленький священник говорил, что король велел делать все, чтобы мы хорошо себя чувствовали, за тот урон, что мы нанесли королю Свейну. А что до меня, то без женщин, как всем известно, я чувствую себя плохо, а она кажется мне несравненной, несмотря на мою хворость, и лучшим средством, чтобы я вновь сделался здоров, так что мне уже и полегчало. Я попросил ее приходить сюда так часто, как только возможно, чтобы помогать мне с ногой, и мне не кажется, чтобы она меня боялась, хоть ее тут и потрогали немножко.

Орм недовольно ворчал, но они сговорились на том, что обе женщины придут на другое утро и вымоют им волосы и бороды. Тут в большой спешке явился брат Виллибальд осмотреть их раны; он сердито закричал, увидев разлитый суп, и выпроводил обеих женщин, так что даже Ильва не осмелилась ему перечить, ибо все боялись того, у кого власть над жизнью и здоровьем.

Оставшись одни, Орм и Токе лежали молча, им было о чем подумать. Потом Токе сказал:

— Теперь нашей удачи прибудет, с тех пор как к нам пробрались женщины. На душе от этого легче.

Но Орм возразил:

— Теперь мы на краю несчастья, если ты, Токе, не обуздаешь свою похоть. И было бы хорошо, будь у меня уверенность, что ты это сумеешь.

Токе сказал, что есть немало оснований на это надеяться, если только взяться всерьез.

— Но ясное дело, — сказал он, — что она вряд ли стала бы особенно упираться, будь я поздоровее и понастойчивее. Старого короля слишком мало для такой женщины, а ее держат в строгости, с тех пор как она сюда попала. Имя ее Мирах, и родом она из Ронды; ее похитили люди с Севера, напав среди ночи, и увезли вместе со многими другими и продали конунгу Корка. А тот подарил ее в знак дружбы королю Харальду за ее красоту. Она говорит, что эта честь имела бы в ее глазах большую цену, если бы ее подарили кому-нибудь помоложе и с кем она могла бы поговорить. Не часто видывал я женщин столь прекрасной наружности, так хорошо сложенных и с такой нежной кожей. Но та, что сидела у тебя, тоже заслуживает больших похвал, хоть она и могла показаться тебе чересчур долговязой и худощавой. Она, похоже, к тебе расположена; и даже из этого видно, что мы за люди, коли завоевали благосклонность таких женщин, лежа на одре болезни.