Франц Бенгтссон - Рыжий Орм

Она наклонилась и погладила его по лбу, дернула за уши и глянула в глаза с улыбкой, и Орму стало от этого так хорошо, как давно не было.

Но потом она сделалась серьезной и казалась задумчивой и сказала, что все это пустые слова, покуда ее отец не вынесет своего решения, и ей кажется, трудным делом будет получить его согласие, если только Орм не превосходит прочих количеством своих владений, скота и золота.

— Он часто жалуется, что у него много незамужних дочерей, сказала она. — Но что-то не очень у него выходит найти нам мужей достаточно, на его взгляд, богатых и знатных. Не так уж и весело, как иные думают, быть королевской дочерью, ибо немало смелых молодых людей тайком подмигивают нам и хватают за юбки, когда никто не видит, но немногие осмеливаются поговорить с нашим отцом, а те, кто осмелился, возвращаются, словно побитые. Это большая беда, что он взял себе в голову выдать нас только за богатых, хотя, быть может, и верно, что бедный человек мне не пара. Но ты, Орм, что о смог отдать такое ожерелье, ты, потомок самого Ивара, — может быть, ты и вправду из самых богатых в Сконе?

Орм отвечал, что надеется поговорить с конунгом Харальдом как следует, поскольку тот теперь хорошо к нему расположен, и из-за; колокола Иакова, и из-за поединка.

— Но сколь велики мои богатства в Сконе, — сказал он, — этого я и сам не знаю, поскольку тому уже семь лет, как я уехал оттуда; с тех пор я ничего не слыхал о моих родичах. Может статься, что теперь их в живых меньше, чем было, а мое наследство сделалось больше. Золота из южных земель у меня в доме есть и кроме этой цепи, но имей я только то, что имел, и то я не бедный человек. Остальное можно добыть в бою, как это ожерелье.

Ильва грустно кивнула, сказав, что звучит это не слишком обнадеживающе для того, кто знает норов ее отца; Токе, подошедший к ним во время разговора, с ней согласился и сказал, что в таком деле нужен разумный совет.

— И так кстати выходит, — сказал он, — что я могу рассказать вам, как мужчине всего вернее заполучить богатую и высокородную невесту, когда противится ее отец, но не она сама. Мой дед по матери звался Тенне с Мыса и вел торговлю со смоландцами, у него был небольшой двор и дюжина коров и много ума, а когда он однажды, будучи по торговым делам в Веренде, увидел девушку по имени Гюда, дочку знатного человека, он решил добиться ее, как для того, чтобы прибавить себе достоинства, так и потому, что ему по нраву пришлось ее ладное сложение и густые рыжие волосы. Но ее отец — Глумом его звали — был человек заносчивый и сказал, что Тенне не слишком годится ему в зятья, хотя сама девушка считала иначе. Тенне и Гюда не стали сетовать на сварливого старика, а быстро сговорились и встретились в лесу, куда она пошла по орехи со служанками; вскоре она понесла, а Тенне дважды дрался с ее братом, и у обоих остались памятки на всю жизнь. Когда она разрешилась двойней, старик решил, что больше упираться нет смысла, и они поженились и хорошо зажили вместе и родили еще семерых детей, и все у нас в округе хвалили ум и удачу моего деда, ведь он стал куда более уважаемым человеком, в особенности получив наследство после старика Глума. А ежели бы дед не додумался до такого хитрого способа жениться, я бы не сидел тут с вами и не давал полезных советов, ведь моя мать была одной из двойняшек из того орешника.

— Если для успеха дела обязательно нужна двойня, — сказала Ильва, — то такой совет легче дать, чем выполнить. И к тому же есть разница между бондом из Веренда и конунгом данов, так что нет уверенности, что такое тут пройдет.

Орму казалось, что многое можно было бы сказать и за, и против совета Токе, хотя и немного в нем проку для больного и слабого человека; но прежде, сказал он, надобно встать на ноги и поговорить с королем Харальдом.

Прошло еще какое-то время; и наконец он выздоровел, рана, затянулась, и силы стали к нему возвращаться; дело было уже зимы. Король Харальд теперь уже поправился и приободрился, у него было теперь полно забот по снаряжению кораблей; он собирался в Сканер собрать соляной налог и отправить Стюрбьёрну обещанные корабли. Орм пошел к нему и рассказал свое дело. Король Харальд не выказал своей неблагосклонности на такое его желание, но лишь спросил, каковы его дела, что он надумал свататься к такой невесте. Орм рассказал, как обстоят у него дела с родней и происхождением, с имуществом отца, и что он сам везет домой из чужих земель.

— А кроме того, в Геинге есть земли, которые должны отойти в наследство моей матери, но про них мне немногое известно. Неизвестно мне и то, чем теперь владеет моя родня и кто из них еще жив. Ибо за семь лет дома могло случиться многое.

— Ожерелье, подаренное тобой, — это дар человека владетельного, — сказал король Харальд. — И мне ты оказал не одну добру услугу, которых я не забуду. Но жениться на дочери конунга данов это высшее, к чему может стремиться человек; никто еще не приходил ко мне по такому делу, не имея за душой куда большего, чем сейчас перечислил. А к тому же между тобой и двором твоего стоит еще твой брат. Если он еще жив и имеет сыновей, как же рассчитываешь прокормить мою дочь? Я уже начинаю понемногу стареть, хотя может быть, по мне и не скажешь, и весьма желал бы, чтобы мои дочери вышли замуж хорошо, покуда я сам еще могу это устроить. Ибо Свейн много для них делать не станет, когда мое время окончится.

Орм признал, что и вправду мало что может предложить, сватаясь к такой невесте.

— Но вполне может быть и так, что все наследство станет моим когда я вернусь. Мой отец начал стариться еще семь лет назад, брат же мой Одд отправлялся в Ирландию каждое лето и не имел охоты сидеть дома. А я слыхал, что теперь для нашего народа времена тяжелые, с тех пор как там власть у короля Бриана.

Король Харальд кивнул, сказав, что Бриан расправился со многими данами в Ирландии и со многими мореходами у ее побережий, и притом иногда весьма кстати, поскольку среди них немало было таких, что досаждали и в Дании.

— Но у этого Бриана, конунга в Мунстере, — продолжал он, — от стольких побед уже разум помутился, ибо он требует дань не только с короля Олофа в Корке, который мне друг, но и с короля Сигтрюгга в Дублине, который мне родич. Негоже так зазнаваться конунгу иров; будет время, я пошлю флот к ним на остров, чтобы малость остудить его пыл. Хорошо было бы схватить его и привезти сюда и поставить связанным в палатах у дверей, не только на потеху моим людям на пиру, но и для наставления его самого в христианском смирении и в назидание всем прочим королям. Ибо мне всегда казалось, что конунга данов надлежит почитать выше прочих королей.

— Я уверен, что ты величайший из королей, — сказал Орм. — И даже среди андалусцев и чернокожих людей из Блаланда есть такие, которым ведомо и твое имя, и твои подвиги.