Франц Бенгтссон - Рыжий Орм

А иногда бывало, что он видел плохие сны. Тогда он беспокойно метался во сне, и Ильва трясла его, допытываясь, не мучает ли мужа кошмар. Когда он просыпался и подкреплял свои силы глоточком пива, она слышала от него, что во сне ему снилось, будто он вновь на мавританском корабле, а вокруг раздаются удары плети и стоны людей, и спины в шрамах согнулись над веслами; а на следующий день после кошмара он охотно столярничал на пару с Раппом (который спал без сновидений) и вспоминал былые времена.

Пожалуй, еще хуже для него были сны о короле Свейне, ибо кошмары, связанные с мавританским кораблем, оставались лишь воспоминанием, тогда как король Свейн со своей местью был совершенно иным, и сны о нем могли служить предзнаменованием о беде. И когда ему приснился один такой сон, он очень встревожился; он подробно пересказал этот сон Осе и брату Виллибальду, чтобы они помогли ему истолковать его. Один раз он увидел во сне короля Свейна, стоящего на корме и злобно смеющегося, а тем временем его огромный корабль подходил все ближе и ближе, тогда как Орм и еще несколько его людей на веслах тщетно пытались уйти. В другой раз ему привиделось, что лежит он без сил в темноте и слышит крик Ильвы, которую увозят прочь; затем он увидел короля Свейна, идущего ему навстречу в зареве пожара, с мечом Синий Язык в руках, — и тут Орм проснулся.

И Оса, и брат Виллибальд были согласны в том, что все эти сны явно что-то означают, и когда Оса услышала о последнем сновидении, она горько заплакала. Но когда она поразмыслила над рассказанным, то понемногу успокоилась.

— Наверное, ты унаследовал от меня дар ясновидения, — проговорила она, — но вряд ли наследство это тебе пригодится; ибо и мне самой никогда не было проку от этого дара, — разве что страх и мучения. Но одно меня утешает: то, что я сама не вижу ничего такого, что могло бы предвещать беду нашему дому. Ведь твоя беда — и моя тоже; и если что-то грозит тебе и твоему дому, то я узнала бы это из своих сновидений.

— Я считаю, — сказал брат Виллибальд, — что у короля Свейна других забот хватает, и у него нет времени выискивать тебя, Орм, на этих окраинах, и ты сам понимаешь, что больше всего король хотел бы свести счеты со мной, ибо именно я бросил в него камень, словно Давид в великана Голиафа, но и мне ничего не привиделось во сне. Однако и то правда, что пути зла длинны и извилисты, а потому лучше поостеречься.

Орм согласился со святым отцом; он тщательно укрепил свой частокол, а большие ворота заложил толстыми перекладинами, чтобы спокойнее спать по ночам. И вскоре он перестал думать об этих снах, ибо близилось время крестин их сына.

Орм не долго ломал голову над тем, какое имя дать новорожденному, и решил наречь его Харальдом.

— Ибо кто знает, — говорил он, — может, тем самым я предрекаю своему сыну великое будущее. Мало кто из людей был так же Удачлив, как король Харальд, и мало кто достиг такой славы, как он.

Из всех хёвдингов, которых я встречал, был только один — Альмансур из Андалусии, — равный королю в мудрости. Поэтому негоже, если я лишу сына этого имени, которое носил его дед.

— Я боюсь только одного, — сказала Ильва, — что он будет неумерен с женщинами, как и мой отец, который никак не мог остановиться. Может, это и подобает королю, но не другим.

— Он будет сильным и пригожим, — сказала Оса, — и это уже заметно. И если у него будет живой нрав, то никакого королевского имени не понадобится, чтобы женщины пленялись им. Так было с моим сыном Аре, который из-за женщин попал в беду; ни одна женщина не могла устоять перед ним, когда он подмигивал ей и хватал за косы; да они и сами говорили мне об этом. У него были смеющиеся глаза и веселый нрав, и он был лучший из моих сыновей после Орма; и не допустит Бог, чтобы ты, Ильва, знала те печали, которые знала я, когда с Аре стряслась беда из-за любви к женщине и он бежал из страны и пропал по дороге в Миклагард.

— Будем надеяться, — ответила ей Ильва, — и вместе с тем я думаю, что пусть лучше мой сын ладит с женщинами, когда придет его время, нежели окажется робким и стеснительным.

— На это ты можешь надеяться, — сказал Орм, — ибо в роду у твоего сына было не так-то много тихонь.

По случаю крестин мальчика готовился большой пир, на который Орм собирался пригласить всю округу. Хозяин хотел, чтобы в угощении не было недостатка — ни в браге, ни в мясе, ни в пирогах. Эти лесные жители, повторял он, должны знать, что такое гостеприимство настоящего хёвдинга на пиру, который продолжится три дня. А пировать будут все в той же церкви, ибо там просторнее всего; на третий же день, когда все насытятся угощением, брат Виллибальд произнесет перед гостями проповедь, и может, многие примут святое крещение.

Виллибальд и слышать не хотел, чтобы шумный пир язычников устраивался в его новой церкви, где он только что освятил алтарь и воздвиг чудесный крест, но потом сдался, поразмыслив, что, может, многие заблудшие души просветятся истинным учением Христовым. Ильву беспокоили две вещи; она желала, чтобы пиво варили не слишком крепкое и чтобы гости не перепились, — ведь за столом будут и мужчины, и женщины; а потом, Ильва не знала, надеть ей на пир золотое ожерелье или нет.

— Когда в первый раз на пиру увидели это ожерелье, то в ход пошли мечи, — сказала она. — А здесь, пожалуй, жадность к золоту еще сильнее, чем в Йеллинге.

— А я тебе советую надеть его, — ответил Орм. — Я хочу, чтобы все видели, что ты другим не чета; и потом, что тебе за радость от украшения, которое постоянно лежит в сундуке.

И все в доме захлопотали, готовясь к крестинам. Варили брагу, пекли пироги, и каждый день Орм проверял упитанность скота и откармливал его получше.

И однажды из леса на юге пришел человек с двумя вьючными лошадьми и направился прямо на двор к Орму; его радушно приняли и повели в дом.

Человека звали Уле, он был уже старик и издавна ходил от двора к двору в этих приграничных землях, торгуя шкурами и солью; поэтому и прозвали его Соленый Уле, и все вокруг знали его. Никто на него не нападал, хотя он всегда путешествовал в одиночестве, ибо он был странным и люди считали, что он немного не в себе. Но в шкурах он знал толк, и обмануть его было нелегко, а соль его покупалась в тех домах, где люди не были стесненные в средствах и могли позволить себе приобрести такой дорогой товар.

Залаяли большие дворовые собаки; но он даже не обратил на них внимания, да и его старые клячи — тоже; но вот перед дверью торговец остановился и отказывался переступить порог до тех пор, пока не узнал, что священника в доме нет, ибо испытывал страх перед святым отцом.

— Наш священник тебя не укусит, — раздосадованно сказала Оса, подавая еду на стол. — Сегодня он ушел ловить рыбу вместе с Раппом, и ты с ним не встретишься. Только бедняга с таким поврежденным рассудком, как ты, может бояться слуги Божьего. Но как бы там ни было, добро пожаловать к нам в дом; садись к столу, угощайся; ты пожаловал к нам с солью как раз вовремя. А то наша скоро кончится, а нам еще предстоит устроить пир, если все будет так, как хочет Орм. А он пожелал, чтобы каждый из гостей получил по щепотке белой соли для мясного блюда, а еще для каши; хотя многие могут сказать, что это уж роскошь и что даже для пышного пира вполне достаточно к каше масла и меда.