Леонид Платов - Страна Семи Трав

Ключи от комнаты находились у соседей. Там же меня ждала записка.

«Извини, милый, что не встретила. Не пришлось, — писала Лиза. — Срочное поручение, понимаешь, очень интересное — по поводу нового строительного материала, который может пригодиться нам при создании городов в районах многолетнемерзлых пород. Вылетаем через час! Вернусь в мае, расскажу. Крепко-крепко целую, милый Лешенька! Отдыхай! Ходи в театры!.. Да, вот еще! Не забудь уплатить за квартиру. Я не успела. Жировки у Лели».

«Отдыхай!», «Ходи в театры!..» Стало быть, еще не знала, что для нас в управлении заказаны путевки…

И как это похоже на Лизу! Знала, что я приезжаю, готовилась к встрече, и вот — «срочное, очень интересное поручение»! В два мига снялась и улетела!

Письмо написано было второпях, чуть ли не стоя. Об этом можно было судить по обилию восклицательных знаков, а также по тому, что концы строк, приплясывая, загибались вверх, — видимо, некогда было делать переносы.

Я отпер дверь в нашу комнату.

Да, «дом без хозяйки — что тело без души». Комната казалась сейчас пустой, неприветливой, какой-то нежилой. Сиротливо выглядели салфетки, разложенные на буфете. Стулья стояли где попало, вразброд. Даже фикус угрюмо сутулился в углу, опустив покрытые слоем пыли листья, будто пригорюнившись.

Я сделал несколько шагов и пугливо оглянулся. Пол у нас паркетный, а я забыл вытереть сапоги и наследил на полу.

«Ноги надо вытирать!» — придирчиво сказала бы Лиза, заметив непорядок.

Я вздохнул. Слишком тихо было в комнате. Никто не ворчал на меня, не выговаривал мне…

Но с дороги надо позавтракать.

В тундре я разжег бы костер из плавника, а может быть, за недосугом подогрел бы на спиртовке консервы. Здесь к услугам моим была электроплитка. Но сейчас почему-то не нравилось и это ценное достижение электротехники в быту.

Я торопливо ел свою холостяцкую, немного подгоревшую яичницу, пил чай и слушал радио, не без иронии поглядывая на электроплитку, стоявшую рядом с чайником на столе.

«Вот он, мой семейный очаг, — думал я. — Тот самый, подле которого Лизе полагалось бы поджидать мужа, неутомимого полярного путешественника, которому так надоели ледяные штормы и подогретые консервы…»

Но не было Лизы подле семейного очага…

Неугомонная душа! Странствует где-то по Сибири, ночует у костров, пробирается дремучей тайгой от одного горельника к другому.

Что поделаешь! Разве это мне в диковинку?

Мы с Лизой были странными супругами. Я гидрограф, ледовик, то есть специалист по ледовым прогнозам; она инженер-строитель, изучающий особенности строительства в условиях вечной мерзлоты. Оба постоянно в пути, в разъездах, в командировках.

Как-то я подсчитал, что наиболее длительный срок, который мы пробыли вместе после женитьбы, составил три с половиной недели. Всего три с половиной… Лиза шутила, что, полностью не дожив полагавшийся нам медовый месяц, мы должны теперь — в порядке компенсации — всю свою последующую супружескую жизнь превратить в сплошной медовый месяц.

Удавалось ли это нам? Судите сами. Мы были женаты три года. Немалый срок! Однако не помню ни одной сколько-нибудь серьезной ссоры, — да что я, ссоры! — самой пустячной размолвки между нами.

Впрочем, не собираюсь выставлять нас на всеобщее обозрение как некое образцово-показательное семейство. Конечно, и у меня и у Лизы были свои недостатки. Но они, во всяком случае, не могли явиться неприятной неожиданностью. Ведь мы с Лизой дружили еще с детства.

Видимо, нам просто некогда было ссориться. Не успевали набегаться вдосталь по выставкам, побывать в театрах, наконец, посидеть дома вдвоем у затененной уютным абажуром лампы, как опять приходилось укладываться и расставаться — иногда надолго. Частые разлуки поддерживали постоянное напряжение влюбленности — душевное состояние, хорошо знакомое морякам дальнего плавания, зимовщикам и геологоразведчикам.

Мы с Лизой умели ценить свое время. Каждое совместное пребывание в Москве старались сделать ярким, радостным, праздничным.

В прошлом году Лиза вернулась из Якутска в конце ноября. Решено было провести отпуск вместе (впервые!), поехать в «Поречье», дом отдыха возле Звенигорода, отличнейшее место, где можно всласть покататься с гор на лыжах. Я начал уже готовить лыжи. Оказалось — зря!..

В декабре пришлось вылететь в район Восточно-Сибирского моря. «На самый короткий срок, — успокоительно сказали в ГУСМП. — И не жалейте о „Поречье“. Взамен предоставим путевку в Сочи. Для ваз и для вашей супруги. В январе, знаете ли, в Сочи розы цветут…»

Но, как водится, командировка затянулась. В Москву я вернулся не в январе, а в марте и уже не застал здесь Лизы.

Что ж, стало быть, придется отдыхать одному!

На юге я до сих пор не бывал. Как-то не пришлось. Даже пальмы видел только на картинах и в кино. Была одна пальма на Земле Ветлугина, но присматриваться к ней не рекомендовалось. Вместо земли кадка набита была опилками, а само деревце — мохнатый ствол и широкие глянцевитые листья — довольно искусно сделано из папье-маше.

— Пора, пора отогреться в субтропиках, — сказал мне врач, глубокомысленно кивая. — Нельзя так. Всю жизнь либо в море, либо на зимовке. На одном архипелаге своем сидели, верно, не меньше двух лет. — И добавил шутливо: — Окоченели совсем! Ведь это, говорят, просто ледышка, глыба льда, да еще вдобавок ископаемого…

Именно наши места имеет в виду диктор, когда мрачным голосом оповещает по радио о вторжении из Арктики холодных масс воздуха. С наших мест и начинается сводка погоды. Первыми упоминаются Оймякон, Нарьян-Мар, Земля Ветлугина. Здесь холоднее всего в Советском Союзе. Затем диктор перечисляет Читу, Иркутск, Хабаровск и, постепенно поднимаясь по делениям термометра, называет повеселевшим голосом Сочи — благословенное место, где всегда тепло.

Как часто, собравшись вечером в кают-компании (мы звали ее уют-компанией), сгрудившись тесно у печки — снаружи термометр показывал пятьдесят или сорок пять градусов мороза, — немногочисленное население станции с живейшим интересом прослушивало по радио сводку погоды.

— Каково?! — восхищенно восклицал кто-нибудь. — В Сочи шестнадцать тепла! А у нас сколько? Ого!..

— Шестнадцать градусов — это хорошо, — мечтательно говорил другой. — Купаются, я думаю, вовсю…

— Нет, холодно купаться.

— При шестнадцати-то холодно?!.

Завязывался спор, сугубо теоретический, так как обоих спорщиков — и того, кому было холодно при шестнадцати градусах, и того, кто возмущался этим, — отделяло от Сочи расстояние в несколько тысяч километров.

Нужно пересечь по диагонали весь Советский Союз — от северо-восточного его угла и почти до юго-западного, — двигаясь все время вдогонку за солнцем, минуя несколько климатических поясов, чтобы попасть с Восточно-Сибирского моря на Черное, из ледника, из склада с ископаемым льдом, каким, по сути, является Земля Ветлугина, на вечнозеленое, приветливое Черноморское побережье.