Морис Эрцог - Аннапурна

Что же с нами будет выше 7000 метров?.. Эта мысль неотвязно вертится в мозгу, и вскоре я убеждаюсь, что об этом же думают и мои товарищи.

– В конце концов, мы ведь не носильщики! – восклицает Ляшеналь.

– Не для того мы приехали в Гималаи, чтобы таскать тяжести, – поддакивает Ребюффа.

Террая передергивает от негодования:

– Альпинист должен уметь таскать!

Ляшеналь стоит, опершись на ледоруб, Ребюффа повалился на рюкзак. Багровые лица покрыты потом, в стеклянных, без всякого выражения, глазах внезапно загорается гнев.

– Если мы сейчас подохнем от этой идиотской работы, что будет через несколько дней? Ведь нам еще придется прокладывать путь через сераки!

Террай взрывается:

– И они еще называют себя проводниками из Шамони! Подагрики несчастные!

– На тебя чем больше навьючишь, тем тебе лучше. Тебе нравится такая ишачья работа! – кричит Ляшеналь.

– Когда нужно тащить, я тащу!

Стараюсь их утихомирить:

– Конечно, тяжело, я знаю, но мы выиграем на этом пару дней. Если восхождение будет успешным, то, может быть, именно благодаря тому, что мы делаем сегодня.

Ребюффа возражает:

– Ты и Террай, вы можете тащить, а мы не можем!

– Вы ведь сверхлюди, – добавляет Ляшеналь, – а мы только жалкая посредственность.

Это ядовитое замечание как будто приносит ему облегчение, и движение возобновляется. «Сверхлюди» по очереди прокладывают путь. Мы совсем отупели, ноги подкашиваются, темп медленный и неровный, но все же метр за метром отвоевывается у вершины. Двигаемся как автоматы, взор прикован к пяткам идущего впереди. Поддаваться искушению и останавливаться ни в коем случае нельзя. Никаких компромиссов! Время от времени Террай для бодрости осыпает нас отборной бранью. Может быть, эта ругань не так уж необходима, но в глубине души каждый вынужден признать ее справедливость.

Сзади слышатся какие-то крики. Это может быть только Шац. Его маршрут здесь смыкается с нашим. Не нашел ли он «идеальный» путь? Во всяком случае, это превосходный предлог для длительной остановки: ледорубы втыкаются в снег, на них надеваются лямки рюкзаков, и удобные сиденья готовы. Открываются консервы. В ход пускаются фляжки, однако каждый глоток на счету, так как запас воды весьма ограничен.

Подходит Шац с двумя шерпами:

– Ну, братцы, я "дошел"!

На лице товарища я вижу неподдельное страдание. Вероятно, нам досталось не меньше, чем ему. Однако он был единственным сагибом в группе.

– Ну, рассказывай, каковы твои успехи?

– Этот путь не представляет никакого интереса! Если ваш проходим, о моем надо забыть.

– Что, слишком сложен?

– Да и к тому же… очень опасен. Вместо того чтобы спокойно страверсировать от верхней части контрфорса к плато, я откопал боковую ветвь ледника, страшно крутую и с великолепными сераками! Вчера пришлось установить палатку кое-как, на крошечной площадке. Сегодня утром мы прошли под стеной сераков, каждую минуту готовых свалиться нам на голову, и наконец преодолели невероятно крутой снежный склон, по которому я ни за какие деньги не рискнул бы спускаться.

– А дальше?

– По-твоему, этого мало? Дальше я увидел вас и стал лавировать между сераками, чтобы добраться до ваших следов… Кстати, хватит болтать, я голоден как волк!

Пока он наспех поглощает старательно приготовленный завтрак, нас начинает окутывать туман – предвестник обычной бури. Террай торопит:

– Пошли!

Постепенно видимость уменьшается. Все заволакивается густым туманом. Путь, который мы с Терраем прокладываем наугад, вероятно, далеко не лучший, но что делать? Нам нужно сегодня установить лагерь II где-то посреди плато, вдали от лавин. Снег начинает падать густыми хлопьями, и мы вытаскиваем из рюкзаков штормовки. Сейчас Террай идет за мной, и я ориентируюсь на него, чтобы двигаться по прямой. Совсем не хочется брести по кругу, как это уже бывало со мной при подобных обстоятельствах. Насколько я могу судить, мы уже должны находиться примерно около центра плато.

Во всяком случае, ночевать будем здесь.

Сагибы и шерпы один за другим подходят ко мне и сбрасывают рюкзаки. Устраиваем короткое совещание. Отпускать шерпов одних в лагерь I опасно. Лионель Террай, находящийся в хорошей форме, вызывается сопровождать их.

Уже поздно, и снег по-прежнему валит вовсю. Террай спешит покинуть нас, так как следы уже еле видны. Ночевать он будет в лагере I, в спальном мешке Саркэ, а шерпов отправит в базовый лагерь, путь к которому несложен. Таким образом, у нас будут люди для ближайшего челнока [87].

– Нет, Лионель явно ненормальный, – замечает Ляшеналь, – ему нравится делать из себя мученика! Гастон, разве тебе придет в голову, вместо того чтобы спуститься в базовый лагерь и с комфортом провести ночь, спать на камнях, впивающихся тебе в спину… да еще и хвастаться этим?

Мимика Ребюффа весьма красноречива – он считает такое самоистязание совершенно бессмысленным. У каждого альпиниста свой характер. Есть ли на свете более упрямый народ?

Наш бедный лагерь II затерян в снегах. Мы оглушены непрерывным грохотом лавин, падающих неизвестно где. Этой ночью придется довольствоваться весьма относительной безопасностью.

Борясь со снежными вихрями и порывами ветра, выравниваем площадки, вбиваем колья, натягиваем палатки. Через час все уже отдыхают в тепле.

Мы с Шацем расположились в «опытной» палатке, послужившей прототипом для четырнадцати других. Она немного больше остальных. Шац убеждает меня, что, если лечь головой в глубь палатки, комфорт будет идеальным. Да, возможно… Тем не менее ни разу еще мне не доводилось так плохо провести ночь, и никогда в жизни я не соглашусь повторить этот печальный эксперимент, во время которого едва не задохся. Предпочитаю устраиваться головой ко входу, когда можешь регулировать приток свежего воздуха. Во всех других отношениях Шац – идеальный компаньон! Лежа в своем спальном мешке, я наблюдаю, как он занимается стряпней. Сытный ужин подан мне "в кровать"!.. Вскоре снотворное оказывает свое действие, болтовня прекращается, и мы быстро погружаемся в сон.

Пока мы таким образом приспосабливаемся к обстановке, Террай, спустившийся ночевать в лагерь I, вынужден из-за сильного ветра провести часть ночи без сна. Обильно падающий снег покрывает его целиком, и, рискуя задохнуться, он с головой закутывается в штормовку. Через несколько часов, совершенно измученный, положив под голову какие-то камни, он забывается тяжелым сном.

В лагере II, на высоте 5900 метров, мы просыпаемся в 9 часов. Уже тепло, и сквозь стенки палатки пробиваются золотистые лучи солнца. Но как трудно надеть замерзшие ботинки: они словно деревянные. Теперь я всегда буду класть их с собой в спальный мешок. Высовываю голову наружу: на небе ни облачка, зрелище сказочное.