Геннадий Ананьев - Князь Воротынский

– Может, довольно потакать дьявольскому самодурству скомороха?! Сплотим бояр и встанем стеной за Владимира Андреевича. Полк царев пойдет со мной. Обидел крепко детей боярских царь, окружив себя дворянчиками скороспелыми.

– Не гож твой совет, брат. Не гож. Мы присягнули государю Ивану Васильевичу…

– Государю, а не скомороху, злобою пышущему, кровь безвинную льющему. Господь благословит нас на дело святое, праведное, отпустит грех клятвоотступничества, ибо сам самовластец нарушил клятву, дважды даваемую князьям, боярам, ратникам и всему народу. А если, брат мой дорогой, голову страшишься потерять, то я так тебе скажу: не теперь, так через год, через два или пять все одно ни тебе головы не сносить, ни мне. Иль не чуешь, все знатные роды под корень злодей рубит?

– Не о голове речь, – возразил Михаил Воротынский брату. – Не о ней. Ты вспомни, что отец наш перед кончиной говорил. Завет его вспомни. То-то. Царь перед Богом в ответе, не нам его судить. Это – раз, – загнул палец князь Михаил. – Второе, – загнул еще один палец, – не просто милость изъявил Иван Васильевич, вернув нам вотчину родовую, одарив еще и новыми – царь порубежье российское мне вручил! Вот и прикинь, могу ли я от такого дела отказаться? Не царю худо сделаю, отказавшись или службу правя через пень, через колоду, а хлебопашцам рязанским, тульским, мещерским, владимирским, московским, одоевским, белевским, боровским – разве перечтешь, где кровавые исколоти ежегодно, почитай, прокладываются. Мы с тобой свои уделы крепко оберегаем, людны села наши, пашни колосом полные, скот тучный, но везде ли такое? Вот что для меня сейчас важно. Не голова важна.

– Ты думаешь, сладится все сразу, стоит тебе воеводствовать разумно и с прилежанием? Крымцы что, спать станут?..

– Не думаю. Пройдут годы, пока по всему Полю города укрепятся навечно, но начало тому положим мы с тобой. Не сомневайся, брат, в нужности дела нашего. Не сомневайся. А головы? На то воля Господа Бога. Воля государева. Давай-ка осушим кубки пенные меда малинового иль вина фряжского и – за дело.

Словно ожидала этих слов княгиня, вошла в трапезную с подносом, на котором стояли кубки с медом малиновым. Стройна, как тополь. Краса-Девица на выданье, а не мать двоих детей. Сарафан розового атласа, отороченный бархатом и шитый Жемчугом, ласкал глаз нарядностью, а улыбка, счастливая, совершенно безмятежная, завораживала.

– Откушай, князь Владимир, что Бог послал, – радушно попотчевала она деверя, подавая ему кубок с медом.

– Благодарствую, княгиня. – Князь Владимир встал и ласково поцеловал невестку. – Дай Бог тебе благодати Господней.

Пир начался принятой чередой, братья больше не пререкались, разговор переметнулся на семейные проблемы, о доходах с вотчины и уделов, о лошадях выездных и конях боевых – ладно шла беседа, кубкам с вином и медом пенным уже был потерян счет, а хмель не брал пирующих, так взбудоражены были они всем тем, что миновало, а более того тем, что ждало их впереди.

Утром братья без прохлаждения поспешили в Разрядный приказ, чтобы условиться, в какие вотчины и уделы порубежные послать гонцов, дабы прибыли воеводы и порубежники смышленые из нижних чинов; подьячие и писарь тут же писали подорожные, строго наказывая ямским головам без волокиты менять гонцам коней, и уже к обеду князь Михаил Воротынский втолковывал дьяку и подьячему, специально для того выделенным, какие сведения из прошлых порубежных ему нужны. Молодой еще подьячий сразу же уловил суть просьбы и заверил:

– Не только списки из летописей сготовлю, но географические чертежи слажу. От Змиевого вала плясать начну.

– Как звать-величать тебя?

– Сын Логина именем Мартын.

– Сколько тебе времени, Мартын Логинов, надобно, чтобы завершить урок?

– Неделю, князь.

– Не мало ли?

– Мало, если спать ночами. Одно прошу, свечей бы сверх даваемых нынче выделяли. Можно сальных.

– Своих пришлю без волокиты чтобы. Восковых. Сколько потребно, столько и получишь.

– Благодарствую.

Подьячий даже не замечал, что начальник его, дьяк добротной полноты, оттого кажущийся осанистым, сверлил выскочку недоброжелательным взглядом своих глубоко упрятанных глаз-пуговиц. Еще раз пообещал:

– В срок, князь, все приготовлю. В лучшем виде.

Не очень-то доверил обещанию подьячего князь, но тот на удивление уложился точно в срок, представив к тому же не только списки из летописей и чертежи, но и былины о героях-порубежниках, память о которых осталась еще со времен до Христова Рождества. Более того, былины те подьячий не просто записал, но еще и поглядел на них по-своему.

С малых лет да и позже, в зрелые уже годы, Михаилу Воротынскому внушали одно: Святой Владимир, от кого пошел их род, жив в памяти народной не только потому, что крестил Русь, а более потому, что сумел оборонить ее от печенегов, создав несколько защитных линий, надежно прикрыв Киев и иные города от Степи. Оттого он и стал Владимиром Красное Солнышко. Рассказывали воспитатели его и о Змиевых валах, что за добрую тысячу лет до Рождества Христова опоясывали будто бы земли сколотов-днепрян, но о происхождении этих валов говорили по-разному: то в устах рассказчика разрубил де пополам злого змея-горыныча, губителя всего живого, волшебный кузнец, а затем, захватив их кузнечными клещами, впряг половины эти в огромной величины плуг, им же выкованный, и заставил пропахать заветную борозду, через которую был уже заказан путь змею-горынычу; то отдавали рождение Змиевых валов силе чародейства волхвов, которые с помощью треб умолили Берегиню оградить верных ее поклонников от злого ворога-разорителя. У подьячего Логинова Змиевы валы выглядели совсем по-иному и имели уже не былинную, не культовую, а земную основу.

Перво-наперво, валы защищали сколотов-хлебопашцев не от какого-то неведомого зла в образе змея-горыныча, а от воинственных кочевников-киммерийцев, которые в те далекие времена ужасали многие государства, соседствующие со сколотами-словянами. До низовий Дуная доходили киммерийцы, сея смерть, грабя безжалостно, уводя в полон всех, от мала до велика. Сколоты же, по доказательному утверждению подьячего Логинова, зело крепко заступали пути многоголовому огнедышащему врагу. И не только мужеством ратников, коим становился при нужде каждый пахарь, но и продуманной охраной рубежей земли сколотской. Именно в этом была главная важность отписки подьячего и приложенного к ней чертежа.

Любопытная имелась система обороны: Днепр – стержень; от него – валы по крупным рекам, в него впадающим. Слева эти валы были устроены по Конке, Самаре, Ореле, Верскле, Пслу и его притоку – Хоролу, по Суле и ее притоку Оржице, по Трубежу, Десне и ее притоку Снову, и по реке Сосне; справа – по Ингурее, Каменке, Мокрой Суре, Тясмине, Ольшанке и ее притоке – Гнилой, по Роси и притокам ее – Роставе и Роставице, по Ирпеню, Тетереву, по Припяти и Березине. Но не только высокие земляные валы усиливали естественные препятствия для киммерийской конницы, но еще на удобных для переправы бродах были выстроены города-крепости, куда в случае опасности сбегались хлебопашцы-ратники, усиливая находившихся там постоянных ратников. Крепко оборонялись те города, разбивались о них конные лавы захватчиков, ибо многорядно они стояли, и одолеть их было невозможно: обойдешь или возьмешь штурмом одну крепость, ан на пути – новая. Еще более крепкая.