Филип Пулман - Тигр в колодце

— Да, есть.

— Выйдите со мной, пожалуйста. Если двинетесь, — обратилась она к Пэрришу, — или если двинется хоть один из них, я застрелю вас. Вас, Пэрриш. Я убью вас.

Пэрриш и его люди стояли не двигаясь и наблюдали, как женщина отсоединяет от связки на поясе ключ. Салли не могла взглянуть на Маргарет. Она спиной отошла к двери, все еще держа своих преследователей под прицелом.

— Выйдите со мной, — приказала она управляющей. — Все остальные останутся здесь.

Женщина так и поступила. Мужчины, запертые внутри, бросились к двери и начали дергать за ручку, остальные посетители нервно вглядывались в запотевшие окна.

Салли отпустила Харриет, взяла ключ и бросила его в свою сумку.

— И другой, пожалуйста, — сказала она, думая, что у женщины должен быть дубликат. Та передала ей связку, и Салли запустила ее, что есть силы, в сторону, услышав, как она со всплеском упала в грязь где-то в темноте.

— Простите, пожалуйста. Но другого выхода у меня не было.

Изнутри колотили в дверь. Осторожно освободив взведенный курок, Салли положила пистолет обратно в корзину и, взяв на руки Харриет, скрылась за углом. Один или двое прохожих остановились, пораженные увиденным. «Пройдет немного времени, прежде чем они выбьют окно и вылезут на улицу, — думала она. — Надо поймать кеб, бежать, и прятаться, делать хоть что-нибудь…»

Вскоре подъехал омнибус, идущий в сторону Холборна. Салли пробралась через толпу и залезла вместе с Харриет на открытую площадку в задней его части, затем протолкалась мимо двоих мужчин, спускавшихся из верхнего салона, и, наклонив голову, протиснулась туда и села, посадив Харриет на колени.

Она смотрела в окно, но погони видно не было. Витрины магазинов уже зажглись, Нью-Оксфорд-стрит была полна покупателями, бизнесменами, шагавшими домой с работы, разносчиками газет и цветочницами. День ушел, и тьма накрыла город.

— Мы до конца, — сказала Салли кондуктору, протягивая четыре пенса. Затем взяла билет и откинулась на спинку кресла. Теперь, успокоившись, она почувствовала, что опять начинает дрожать.

Машинально она убрала волосы Харриет под шляпку.

— Мы спрячемся, правда, Хэтти? — прошептала она.

— Я хочу домой, — пролепетала Харриет.

Салли не могла ответить. Она неподвижно сидела, обнимая дочь, а омнибус уносил их в сторону Ист-Энда.

Они ехали в омнибусе до конечной остановки. Харриет уже спала, Салли сидела суровая, неподвижная, ей тоже ужасно хотелось спать. Она подхватила корзину, поудобнее взяла дочку на руку, встала и обратилась к старому кондуктору:

— Где мы?

— Уайтчапел-роуд, — ответил тот. — Недалеко от Лондонской больницы. Дальше не поедем, это конечная.

Салли вышла из омнибуса и стала осматривать свои пожитки. Был ранний вечер, улица была полна народа, вокруг грохотали проезжавшие экипажи, в воздухе стоял запах жареной рыбы. Сияли газовые фонари. Харриет протерла глаза. Салли на секунду поставила ее на землю, но та вцепилась в ее ногу и заплакала. Салли заглянула в сумочку. Оставалось три шиллинга и семь пенсов, все.

«Не надо загадывать, — думала она. — Не надо загадывать на будущее». Недалеко отсюда лавка ростовщика; что она может заложить?

На ней было очень мало украшений: медальон на цепочке — подарок Фредерика, с ним она расставаться не собиралась. Салли не носила ни сережек, ни брошей, ни браслетов. Единственная вещь, с которой она могла расстаться, — золотые часы ее отца.

«Хорошо, надо их заложить», — подумала она. Ростовщик будет хранить вещь год и один день, до этого он не имеет права продать часы, а через год уже все разрешится, и она сможет выкупить их обратно.

Еще у нее был пистолет…

Нет. Он понадобился ей сегодня и может понадобиться снова. Часы были ей не нужны, особенно в Лондоне, где с каждого дома на вас смотрел новый циферблат, причем каждый показывал свое время.

— Пойдем, надо зайти к ростовщику, — сказала она Харриет, беря дочь за руку.

Салли поискала глазами вывеску ломбарда, и… конечно, вон он, всего в сотне метров.

Поскольку был вечер четверга и у всех кончались недельные деньги, в лавке было людно. Многие бедные семьи закладывали вещь-другую, чтобы перекантоваться на период безденежья. В пахнущей плесенью лавке Салли обнаружила очередь из женщин, в то время как ростовщик с женой считали пенни и шиллинги и складывали на полки жалкие вещицы, принесенные ими: соусницы, детскую обувь или гравюру принц-консорта в рамке.

Салли почувствовала, что она здесь чужая в своем теплом пальто и шляпе. Харриет большими глазами озиралась вокруг, испугавшись беспорядка, грязи, запаха несвежей одежды, немытых тел и полумрака, царившего в лавке. Женщины смотрели на них с любопытством и держались в стороне, тихо переговариваясь между собой.

Подошла очередь Салли. Ростовщик, седой старик с наметанным глазом, буркнул:

— Давайте поскорее, пожалуйста, видите, люди ждут.

— Я хочу заложить часы, — сказала Салли. Она никогда не делала этого прежде и не знала, чего ожидать и как себя вести. — Золотые часы, — добавила она.

— Давайте посмотрим, — снова буркнул старик.

— Да, конечно, простите. — Она нащупала часы в сумочке, и они чуть не выскользнули из рук, одетых в перчатки, на прилавок.

Среди всех присутствующих перчатки были только у нее и у Харриет. Салли передала ростовщику отцовские часы, которые все еще преданно тикали, и смотрела, как старик равнодушно поднес их к уху, открыл, постучал по ним ногтем, затем попытался разглядеть получше, приблизив к глазам.

— Пять шиллингов, — заключил он.

— Пять шиллингов?.. — Салли чуть не задохнулась от гнева.

Часы стоили пять фунтов, в двадцать раз больше. Но старик уже, нетерпеливо поглядывал ей за плечо, там кто-то проталкивался к прилавку, и она вдруг подумала, что пять шиллингов — это огромные деньги для женщин, собравшихся в лавке. Старьевщик был здесь бог и царь, а Салли больше некуда было пойти. Поэтому ей пришлось сказать:

— Ну хорошо.

Ростовщик выписал чек, разорвал его пополам, одну половинку прикрепил к часам, другую отдал ей. Салли засунула бумажку в перчатку и увидела, как старик, не слишком церемонясь, бросил часы в шкаф. Потом дал ей полкроны, два шиллинга и шесть пенсов, Салли взяла Харриет за руку и направилась к двери.

— Не унывай, милая, — сказала ей полная женщина с зонтиком.

Салли улыбнулась — женщина выглядела очень жизнерадостной — и это немного подняло ей настроение. Но пять шиллингов! Она надеялась на что-нибудь вроде трех фунтов…

На оживленной улице Салли вдруг поняла, что проголодалась. Ночевать негде, зато полно еды: студень из угрей на том лотке по пенни за порцию, устрицы вон там, жареная рыба в магазине напротив.