Филип Пулман - Тигр в колодце

Салли просмотрела еще пять книг и находила одни и те же записи — безупречно составленные — о различных сделках: купле и продаже. И вот в восьмой по счету книге она наткнулась на совсем иное.

Это походило на счета, полученные из многих источников. Суммы были разными и в различной валюте, но одна запись свидетельствовала, что Цадик еженедельно получал около двухсот фунтов. Эта сумма показалась ей знакомой, но она не могла вспомнить почему, пока не обнаружила, что каждая запись сопровождается буквой. Платежи, на которые она обратила внимание, были помечены буквой «П».

Пэрриш.

Это были те самые деньги, о которых ей говорил Голдберг, — те, что Пэрриш получал от игорных домов и борделей в Вест-Энде, деньги, которые зарабатывали бедные девушки, приплывавшие на иммигрантских кораблях. И у Голдберга была записная книжка Пэрриша с пометами, где и сколько он получил. Если это были те же цифры…

Если это они, то Цадик у нее в руках.

Салли нашла в ящике ножницы и очень аккуратно вырезала эту страницу как можно ближе к переплету, чтобы никто ничего не заметил. Конечно, пропажу обнаружат, но эта страница была ей необходима.

Она положила книгу на место и удовлетворенно вздохнула. Затем свернула вырезанный лист и спрятала его в чулок.

Спать?

Салли колебалась. Она только что сделала очень важное открытие, но, возможно, стоит продолжить поиски? Как же ей не хочется этого делать, но она ужасно соскучилась по Харриет, поэтому нужно действовать как можно быстрее. Она подумала о Цадике, и ей сразу стало не по себе…

Нет, этого не избежать.

Она вышла из кабинета и с выпрыгивающим из груди сердцем добралась до двери Мишлета. Около нее долго мешкала, чувствуя себя как пловец на берегу реки, знающий, что вода холодная, а река глубокая и стремительная.

Но чем дольше стоять, тем труднее будет решиться. Салли сглотнула, повернула дверную ручку и тихо вошла в комнату.

Когда кеб переезжал через мост Блэкфрайрз, Билл спросил:

— А зачем ехать в Клэпхем, мистер Голдберг? Наверняка он повез ее сразу к боссу.

— Если я хоть немного знаю Пэрриша, то нет. Он захочет поторговаться. Черт, Билл, это я во всем виноват. Надо было действовать быстрее.

Он стал смотреть в темноту сквозь потоки дождя. Улица была полупустынна: несколько повозок ехали на север в сторону рынков, еще один припозднившийся кеб, полицейский, закутавшийся в плащ.

— Слушай, Билл, — сказал Голдберг, — остановимся в Ламбете. Я хочу, чтобы ты собрал как можно больше своих ирландских дружков и привел их в Клэпхем. Эти ребята, о которых ты рассказывал, хорошо дерутся?

— Лучше всех.

— Но в нашем деле мозги важны не меньше кулаков. Слушай: между домами на Телеграф-роуд есть небольшая аллея, она ведет к дворам домов, что на другой стороне улицы от особняка Пэрриша. Я буду ждать там. Идите тихо, убедитесь, что за вами никто не следит. Когда доберетесь, я уже придумаю, что делать дальше.

— Я могу пообещать им, что придется драться?

— Если Пэрриш там, без драки не обойтись. Кучер!

Он отодвинул дощечку позади себя и приказал кучеру остановиться. Билл взглянул на вырисовывающиеся в темноте контуры больницы Бетлем.

— Да уж, бедлам, — произнес он. — До скорого, мистер Голдберг.

Он выскочил наружу и скрылся во мраке. Кеб направился дальше, в сторону Клэпхема.

Харриет ни разу не заплакала. Мужчина, державший ее, был злой. Он все время кричал на остальных, заставлял их выбегать из повозки и открывать какие-то двери, затем подхватил ее на руки, но неправильно, и ей было больно. Она пыталась вывернуться, но он держал ее слишком крепко. Харриет еще раз попробовала, но он тряханул ее и сказал что-то грубое, отчего она чуть не заплакала, но сдержалась, крепко зажмурив глаза и сжав губы.

Потом они оказались в каком-то доме, там были лестница и дверь. Мужчина посадил ее на кровать, и комната была темной, очень-очень темной. Потом он опять сказал что-то грубое, и дверь закрылась. Девочка осталась одна в полной тьме.

Похитители не знали, что с ней делать. Они вообще ничего не знали. Они даже не сняли с нее ботиночки.

А потом произошло то, чего она ждала, но ничего не могла с собой поделать: что-то теплое разлилось у нее под одеждой, промочив платье, пальто и постель, на которой она сидела; и тут Харриет поняла, что никто не придет помыть ее и что сменной одежды тоже нет, что больше никто ей не поможет, что она осталась одна на веки вечные, потому что мама потеряла ее.

Она затряслась всем своим маленьким тельцем и заплакала.

Мишлет гладил ее по голове. Он сбрызнул одеколоном свои руки, шею и грудь, и от этого сладковатого запаха ее начало мутить, но еще больше тошнило от его мерзких поцелуев.

— Он не спит? — прошептала Салли. — Поэтому мы не должны шуметь?

— Он спит очень чутко. Доктор прописал ему снотворное, но он все равно постоянно просыпается. У него сильные боли в спине. К тому же обезьяна его достает… Не думай о нем, Луиза.

— Бедняжка. Так его жаль. Как же он одевается? Как моется?

— Я помогаю ему. Во всем. Еще один слуга помогает мне поднять его, а все остальное делаю я.

— А что с ним случилось?

— Почему ты спрашиваешь? Не думай о нем, Луиза. Я-то ведь не парализован. И ты тоже. Смотри, как красиво ложится отблеск свечи на твою кожу… Вот. Дай поцелую твою ручку…

Что-то монотонное, будто глухой барабан, стучало в голове Салли. Ей казалось, она открыла какую-то тайну, какой-то секрет. В ней затаилось подозрение, о котором она не хотела думать, то, о чем она знала все это время, но боялась взглянуть правде в глаза… Салли чувствовала, что находится в поезде, в котором нет машиниста. Она дернула рычаг, локомотив стронулся с места, и теперь она не знала, где тормоза. Состав ехал все быстрее, и ей приходилось дергать все рычаги подряд, заставляя поезд лететь с еще большей скоростью, потому что даже крушение будет лучше, чем это неумолимое, безостановочное движение вперед…

Глаза Мишлета сверкали. Он витал где-то далеко. Заметив это, Салли впервые осознала, какой опасности себя подвергает, потому что поняла: Мишлет просто сумасшедший. Она задумалась, сможет ли в случае чего дотянуться до пистолета. Кстати, где он? Не дотянуться…

И тут из соседней комнаты раздался голос Цадика.

— Мишлет, иди сюда, — громко позвал он. Мишлета передернуло, он пришел в сознание, встал, протер глаза и надел халат, прежде чем открыть дверь в соседнюю комнату.

Салли лежала тихо и слышала, как Цадик сказал:

— Я не могу уснуть, Мишлет. Дай мне сигарету и налей бренди.

Слуга принялся выполнять его просьбу. Салли услышала, как чиркнула спичка, и увидела свет от газовой лампы в дверном проеме, затем вспыхнула еще одна спичка — Мишлет прикурил сигарету. Потом он пошел вниз за бренди.