Александр Дюма - Соратники Иегу

Пленники, захваченные Роланом в пещере Сейзериа, провели только одну ночь в тюрьме Бурка, после чего их перевели в Безансон, где они должны были предстать перед военным судом.

Как помнит читатель, двое были тяжело ранены, так что их пришлось нести на носилках; один скончался в тот же вечер, другой — три дня спустя, уже в Безансонской тюрьме.

Таким образом, число узников сократилось до четырех: Морган, сдавшийся добровольно, целый и невредимый; Монбар, Адлер и д'Асса — эти трое хоть и пострадали во время схватки, но никто из них не был ранен серьезно.

Под этими четырьмя кличками скрывались, как мы помним, барон де Сент-Эрмин, граф де Жайа, виконт де Валансоль и маркиз де Рибье.

Пока военно-судебная комиссия в Безансоне вела следствие по делу четырех заключенных, истек срок закона, по которому ограбления дилижансов на большой дороге подлежали суду военного трибунала. С этого дня дело арестованных переходило в ведение гражданского суда.

Понимая неизбежность смертного приговора, они видели огромную разницу в том, на какой вид казни они будут осуждены.

Если смертный приговор вынесет военный трибунал, их расстреляют, если гражданский суд — их гильотинируют.

Расстрел не был для них бесчестьем, гильотина казалась позором. Поскольку теперь их должны были судить присяжные заседатели, дело передали суду присяжных в Бурке.

Итак, в конце марта узников перевели из казематов Безансона в тюрьму Бурка и судебное следствие началось.

Четверо подсудимых избрали такую систему защиты, которая крайне затрудняла его работу. Они показали, что их имена барон де Сент-Эрмин, граф де Жайа, виконт де Валансоль и маркиз де Рибье, но что они не имеют ни малейшего отношения к грабителям дилижансов, которые называли себя Морган, Монбар, Адлер и д'Асса. Они не отрицали своего участия в вооруженном мятеже роялистов, в отрядах г-на де Тейсонне: им поручали действовать на юге и востоке страны, тогда как Бретонская армия шуанов, только что подписавшая мирный договор, вела бои на западе.

Они ожидали только известия, что Кадудаль сложил оружие, чтобы сдаться властям: но извещение от их вождя еще не успело до них дойти, когда на них напали и взяли в плен.

Опровергнуть их показания было чрезвычайно трудно: разбойники, грабившие почтовые кареты, всегда были в масках, и, за исключением г-жи де Монтревель и сэра Джона, никто не видел их лиц.

Мы помним, при каких обстоятельствах это произошло: сэр Джон видел их в ту ночь, когда они его судили, приговорили к смерти и ранили кинжалом; г-жа де Монтревель увидела лицо Моргана при нападении на дилижанс, когда она металась в нервном припадке и нечаянно сорвала с него маску.

Обоих свидетелей вызвали на допрос, к следователю, обоим дали очную ставку с четырьмя обвиняемыми; но как сэр Джон, так и г-жа де Монтревель заявили, что никого из них не узнают.

Чем была вызвана такая скрытность?

Со стороны г-жи де Монтревель это было понятно: она хранила благодарность незнакомцу, который обласкал ее сына Эдуарда и заботливо оказал помощь, когда ей стало дурно.

Что касается сэра Джона, его умолчание было труднее объяснить, ибо среди четырех арестованных англичанин, без сомнения, узнал, по крайней мере, двух убийц.

Они-то сразу его узнали и невольно содрогнулись, однако не отводили от него пристального взгляда, когда, к их великому изумлению, сэр Джон в ответ на настойчивые вопросы судьи упрямо отвечал:

— Я не имею чести знать этих господ.

Амели — мы даже не упоминали о ней: есть такие тяжкие страдания, которые перо описать не в силах, — Амели, бледная, дрожащая, едва живая после роковой ночи, когда арестовали Моргана, ожидала с мучительной тревогой возвращения своей матери и лорда Тенли из кабинета следователя.

Лорд Тенли вернулся первым: г-жа де Монтревель несколько задержалась, отдавая распоряжения Мишелю. Едва завидев сэра Джона, Амели кинулась к нему.

— Ну что? — спросила она, задыхаясь.

Сэр Джон оглянулся вокруг, желая убедиться, что г-жа де Монтревель не может его услышать.

— Ни ваша матушка, ни я никого не опознали, — ответил он.

— О, как вы благородны! Как великодушны! Как вы добры, милорд! — повторяла девушка, пытаясь поцеловать ему руку.

Но сэр Джон отнял руку.

— Я только исполнил то, что обещал вам, — сказал он. — Но тише! Идет ваша матушка.

Амели отступила назад.

— Итак, матушка, — проговорила она, — вы не стали давать показаний против этих несчастных?

— Как же я могла, — возмутилась г-жа де Монтревель, — как я могла отправить на эшафот человека, который оказал мне помощь и, вместо того чтобы ударить Эду-ара, поцеловал его!

— И все же, матушка, вы его узнали? — допытывалась Амели, вся дрожа.

— Ну, конечно! — воскликнула мать. — Это блондин с черными глазами и черными бровями, тот, кто называет себя Шарлем де Сент-Эрмином.

Амели невольно вскрикнула, но тут же взяла себя в руки.

— Значит, — продолжала она, — для вас и для милорда с этим делом покончено? Вас не будут больше вызывать?

— По всей вероятности, не будут, — отвечала г-жа де Монтревель.

— Во всяком случае, — вмешался сэр Джон, — я полагаю, что подобно мне, который действительно никого не узнал, госпожа де Монтревель не изменит своих показаний.

— Конечно, нет! — подтвердила г-жа де Монтревель. — Боже меня упаси стать виновницей смерти этого несчастного! Я бы никогда себе этого не простила. Довольно с меня, что его и его товарищей арестовал Ролан!

Амели тяжело вздохнула. Однако, судя по выражению лица, она несколько успокоилась.

Она бросила благодарный взгляд на сэра Джона и поднялась в свои комнаты, где ее поджидала Шарлотта.

Шарлотта была для Амели не только служанкой, теперь она стала ее верной подругой.

С тех пор как обвиняемых перевели в тюрьму Бурка, Шарлотта каждый день заходила туда на часок проведать отца.

Весь этот час они говорили только об узниках, которым почтенный смотритель как истый роялист сочувствовал от всей души.

Шарлотта выспрашивала у него каждую мелочь, все подробности и по вечерам сообщала Амели новости о заключенных.

Между тем в замок Черных Ключей прибыли г-жа де Монтревель и сэр Джон.

Перед отъездом из Парижа первый консул велел Ролану, а потом и Жозефине передать г-же де Монтревель свое настойчивое желание, чтобы брак ее дочери был заключен в его отсутствие и как можно скорее.

Сэр Джон, отправляясь вместе с г-жой де Монтревель в замок Черных Ключей, заверил ее, что этот союз увенчает самые пламенные его желания и что, получив согласие Амели, он станет счастливейшим человеком на свете.

Поэтому г-жа де Монтревель сочла уместным утром того дня, когда ее и сэра Джона вызвали в суд как свидетелей, позволить ему побеседовать с ее дочерью наедине.