Александр Дюма - Соратники Иегу

— Счастлив тот, кто может ходить при свете дня по большой дороге, господин де Монтревель!

— Поэтому я скажу вам, господин Морган, про клятву, которую я дал. Извлекая этот кинжал из груди моего друга, со всеми предосторожностями, чтобы при этом не извлечь его душу, я поклялся, что буду вести войну с его убийцами не на жизнь, а на смерть! И мне хотелось лично сообщить вам об этом, когда я давал слово обеспечить вам безопасность.

— Надеюсь, вы позабудете об этой клятве, господин де Монтревель.

— В любом случае я исполню свою клятву, господин Морган, и вы будете так любезны как можно скорей предоставить мне такой случай.

— Каким же образом, сударь?

— Ну хотя бы согласившись встретиться со мной в Булонском или Венсенском лесу. Разумеется, мы никому не скажем, что дрались из-за кинжального удара, нанесенного вами или вашими друзьями лорду Тенли. Нет, мы скажем все, что угодно… — Ролан задумался на секунду-другую. — Например, из-за лунного затмения, которое произойдет двенадцатого числа ближайшего месяца. Вам подходит такой предлог?

— Он подошел бы мне, сударь, — ответил Морган неожиданным для него печальным тоном, — если бы дуэль была мне доступна. Вы говорите, что дали клятву и намерены ее сдержать? Так вот, когда кого-нибудь принимают в ряды Соратников Иегу, он тоже должен поклясться, что ни с кем не будет затевать ссоры, подвергая опасности жизнь, принадлежащую уже не ему, а общему делу.

— Да? И поэтому вы убиваете, но не сражаетесь?

— Вы ошибаетесь: иной раз мы сражаемся.

— Будьте добры, господин Морган, познакомьте меня с таким феноменом!

— Охотно. Если вам, господин де Монтревель, случится ехать с пятью-шестью такими же, как вы, смельчаками в дилижансе, который везет казенные деньги, — попробуйте их защищать, когда мы нападем! Вот вам и случай! Но поверьте мне, лучше вам не попадаться на нашем пути!

— Что это, сударь, угроза? — спросил Ролан, вскидывая голову.

— Нет, сударь, это просьба, — отвечал Морган, и в его словах прозвучала нежность, почти мольба.

— Вы обращаетесь с этой просьбой лично ко мне или остерегли бы всякого другого?

— Я прошу лично вас, — сделал ударение на последнем слове глава Соратников Иегу.

— Вот как! — удивился молодой полковник. — Значит, я имею счастье вас интересовать?

— Как брат, — ответил Морган все тем же нежным, ласковым голосом.

— Полно! — воскликнул Ролан. — Это же немыслимо! В этот момент вошел Бурьенн!

— Ролан, — сказал он, — вас спрашивает первый консул.

— Я доведу этого господина до улицы — и мигом к нему!

— Торопитесь, вы же знаете, что он не любит ждать.

— Не угодно ли вам, сударь, последовать за мной? — обратился Ролан к своему таинственному спутнику.

— Я уже давно в вашем распоряжении, сударь.

И Ролан повел Моргана тем же путем, но не до двери, выходившей в сад, ворота которого были заперты, а до двери, открывавшейся на улицу.

— Сударь, — заявил он Моргану, — я дал вам слово и честно его сдержал, но во избежание недоразумений согласитесь со мной, что я дал его только на один раз, что оно имело силу только на нынешний день.

— Да, именно так я вас и понял, сударь.

— Значит, я могу взять свое слово назад?

— Мне бы этого не хотелось, сударь, но, конечно, вы вольны взять его обратно.

— Мне только это и было надобно. До свидания, господин Морган.

— С вашего разрешения, я воздержусь от такого пожелания, господин де Монтревель.

Молодые люди раскланялись с отменной учтивостью. Ролан вернулся в Люксембургский дворец, а Морган, держась в тени, отбрасываемой стеною дворца, свернул на небольшую улицу, ведущую к площади Сен-Сюльпис.

Мы последуем за ним.

Не пройдя и сотни шагов, Морган снял маску: на улицах Парижа в маске он сразу же привлек бы к себе внимание, хотя и без нее был достаточно приметен.

Добравшись до улицы Таран, он постучал в дверь маленькой гостиницы, находившейся на углу улицы Дракона, вошел в прихожую, взял со стола подсвечник, снял с гвоздя ключ от двенадцатого номера и поднялся по лестнице, не возбудив никаких подозрений: на него смотрели как на своего жильца, вернувшегося после небольшой отлучки.

Когда он затворял за собой дверь своей комнаты, часы начали бить.

Он внимательно прислушивался к бою часов, ибо свеча не освещала камина, над которым они висели, и насчитал десять ударов.

«Хорошо, — подумалось ему, — я не опоздаю».

Но все же он, как видно, решил не терять времени. В камине все уже было приготовлено, и как только он поднес к дровам лист горящей бумаги, они запылали. Затем Морган зажег четыре свечи, то есть все имевшиеся в комнате; две свечи он поставил на камин, а две другие — на стоящий напротив комод; выдвинув ящик, он вынул оттуда и стал раскладывать на постели полный костюм «невероятного», сшитый по последней моде.

Это были: сюртук нежного бледно-зеленого цвета, переходящего в жемчужно-серый, с прямоугольным вырезом спереди и очень длинный сзади; светло-желтый жилет из панбархата, застегивающийся на восемнадцать перламутровых пуговиц; огромный галстук из тончайшего батиста; панталоны в обтяжку из белого казимира, перехваченные пышными лентами над самыми икрами; жемчужно-серые шелковые чулки с косыми бледно-зелеными полосками под цвет сюртука и изящные туфли с бриллиантовыми пряжками.

Тут же красовался неизбежный лорнет.

Шляпа была из тех, какие водружает на голову щеголей времен Директории Карл Верне.

Когда все предметы туалета были разложены, Морган «тал кого-то поджидать, проявляя нетерпение.

Минут через пять он позвонил; вошел коридорный.

— Что, цирюльник не приходил? — спросил Морган. В ту эпоху парикмахеров еще называли цирюльниками.

— Приходил, — отвечал коридорный, — да вас еще не было, и он обещал вернуться. Но как раз, когда вы позвонили, кто-то постучал в дверь, наверное, это он.

— Вот и я! Вот и я! — послышался голос на лестнице.

— Браво! — воскликнул Морган. — Входите, метр Каднет! Вы должны сделать из меня некое подобие Адониса.

— Это будет нетрудно, господин барон, — ответил цирюльник.

— Вы, я вижу, хотите непременно меня подвести, гражданин Каднет!

— Господин барон, умоляют вас, зовите меня попросту Каднет, этим вы окажете мне честь, и я буду чувствовать себя с вами непринужденно. Только не зовите меня гражданином! Фи! Ведь это революционное обращение, а я даже во время террора всегда называл свою супругу госпожой Каднет. Прошу прощения, что я не дождался вас, но ведь нынче вечером состоится большой бал на Паромной улице, бал жертв (цирюльник сделал ударение на последнем слове). Я полагаю, господин барон тоже будет там.

— О! — Морган засмеялся. — Вы, я вижу, по-прежнему роялист, господин Каднет!