Сергей Глезеров - Предатели в русской истории. 1000 лет коварства, ренегатства, хитрости, дезертирства, клятвопреступлений и государственных измен…

Первый раз воспоминания Бориса Меньшагина были опубликованы в Париже в 1988 году. За последующие годы исследователи обработали огромное количество документов, прямо или косвенно связанных с Меньшагиным. Появилось возможность многое проверить, дополнить, пояснить, переосмыслить. И новая книга, увидевшая свет уже в 2019 году («Борис Меньшагин: Воспоминания. Письма. Документы»), получилась уже в три с половиной раза толще. Она ввела в оборот новые факты и исторические источники, в частности, о периоде оккупации в Смоленске.

Как отмечает руководитель коллектива авторов историк Павел Полян, готовивший книгу «Борис Меньшагин. Воспоминания. Письма. Документы», личность и судьба Меньшагина являют собой исторический феномен, взятый не в плоском пропагандистском, а в многомерном контексте. Авторов книги упрекали, что они, мол, пытаются обелить, оправдать предателя Родины. Смоленский историк Сергей Амелин, участвовавший в подготовке издания, категорически возражает: ни о каком «обелении» речи нет. Дело в другом: выяснить, насколько достоверны воспоминания Меньшагина.

«Естественно, любой человек, когда пишет мемуары, стремится показать события в выгодном для себя свете, а когда это сделать невозможно, стремится уйти от темы. А Меньшагин — юрист, причем хороший. Он взвешивал каждое слово и никогда не писал чего-то такого, что может быть использовано против него. В его воспоминаниях практически ничего не сказано о том, почему он оказался в оккупации», — отмечает Сергей Амелин.

…Передовые подразделения немецких войск ворвались в Смоленск 15 июля 1941 года. В ходе ожесточенных боев к вечеру следующего дня враг занял город. Затем Красная армия попыталась отбить его, и теперь уже немцам пришлось обороняться. В ходе боев Смоленск был очень сильно разрушен. Потери 29-й моторизованной пехотной дивизии вермахта оказались настолько существенными, что всего через несколько дней ее отвели на более спокойный участок фронта.

У Бориса Меньшагина была реальная возможность эвакуироваться из Смоленская вместе с семьей. За две недели до взятия немцами города суды прекратили работу, Меньшагин не был прикреплен к какому-то оборонному предприятию. Но он остался.

«Думаю, это не случайность, а добровольный и осознанный выбор, — считает Сергей Амелин. — Скорее всего, он искал встречи с новыми властями. И достаточно скоро его вызвали к коменданту и предложили занять высокий пост в Городской управе. Якобы по чьей-то рекомендации. Он принял это предложение, когда советские войска еще пытались отбить город, и исход сражения не был известен. Порядки, которые сложились в СССР, ему были явно не по нраву, как сложится при немцах — было непонятно. Он и решил рискнуть».

Причем сначала бургомистром назначили Бориса Васильевича Базилевского, профессора астрономии Смоленского педагогического института. И уже у него Меньшагин принимал дела, а Базилевский с 25 июля 1941 года стал его заместителем. Так кто был такой Борис Меньшагин?

Его отец сначала окончил семинарию, а потом получил юридическое образование, стал судьей. Во время Гражданской войны Борис Меньшагин пошел в Красную армию добровольцем, служил в ее рядах до 1927 года. Затем работал адвокатом в Смоленске.

«Адвокатской работой я занимался, начиная со 2 июня 1928 года, — вспоминал Меньшагин. — И вскоре пришлось соприкоснуться с такими суровыми обстоятельствами судебной работы, которые начали проявляться… в 1928 году. До этого времени господствовал нэп в экономике, и довольно либеральное было отношение к судам».

Советской власти он явно сочувствовал, пока не столкнулся с «большим террором» 1937–1938 годов. Ему приходилось быть защитником на показательных процессах, где его слово ничего не значило. А когда Ежова на посту наркома сменил Берия, как вспоминал Меньшагин, «все дела, которые во внесудебном порядке лежали у них в Особом совещании в ожидании очереди, он приказал отправить для рассмотрения в местные областные суды, на местах. К нам привезли три грузовика — вот, только в Смоленск; можете себе представить, что по Советскому Союзу было! Ну и вот, значит, стали многие дела прежние пересматриваться. В частности, у меня… несколько дел таких прошло».

Кому-то с неимоверным трудом удалось помочь, смягчить приговоры. При этом защитники не имели права участвовать в рассмотрении дел Особого совещания, рассмотренных во внесудебном порядке.

Как отмечает Сергей Амелин, Борис Меньшагин был противником советской власти в той форме, которую он наблюдал в 1930-е годы. При этом он вовсе не был оголтелым антикоммунистом, то есть относился к членам ВКП(б) не как к личным врагам, а так же, как и к другим людям, то есть судил по их делам, а не по партийной и национальной принадлежности.

«Причина такого отношения, думаю, в том, что репрессии 1930-х годов не коснулись лично Меньшагина и его близких. И не воспринимал происходящее тогда не как личную трагедию, а просто как серьезный недостаток советского государства. Поэтому люди, проводившие политику советского государства (коммунисты), не были для него личными врагами», — считает Сергей Амелин.

Немцы держали Меньшагина как толкового хозяйственника, который в сложнейших условиях хоть как-то решал вопросы управления городом. Он не бросался сломя голову выполнять каждое указание немцев.

В отличие от большинства городов, в Смоленске не было поголовной переписи коммунистов. Также нетипично, что здесь было очень большое число отпущенных военнопленных по инициативе бургомистра. Причем это было настолько массовым явлением, что даже были отпечатаны специальные бланки типографским способом. Меньшагин называет цифру порядка двух тысяч человек.

Даже следователи, которые после войны вели дело Меньшагина, удивлялись, почему он, зная, что какой-то человек-коммунист, не сдавал его немцам, а снабжал фальшивой справкой, что тот беспартийный, и устраивал на работу. Он вспоминал, что немцы ему велели указать всех коммунистов, а он ответил, что не знает ни одного оставшегося коммуниста: мол, все эвакуировались.

Следствие по его делу установило, что он выдавал документы евреям об их якобы русском происхождении. Правда, делал это предельно аккуратно, когда знал точно, что ему за это ничего не грозит. «Меньшагин не был антисемитом, поэтому не прилагал даже признаков усердия по проведению нацистской политики в отношении евреев и даже спас жизнь некоторым из них», — отмечает Сергей Амелин.

Бургомистр Смоленска Борис Меньшагин (за столом) в своем рабочем кабинете. Фото сделано предположительно 14 декабря 1942 года во время подписания Меньшагиным «Смоленского воззвания» генерала Власова