Бернард Корнуэлл - Тигр стрелка Шарпа. Триумф стрелка Шарпа. Крепость стрелка Шарпа

Шарп взялся за спинку стула и дернул его так, что индиец едва не свалился. Присутствовавшие одобрительно зашумели. Не обращая ни на кого внимания, прапорщик опустился на стул и пододвинул к себе бухгалтерские книги:

— Мне наплевать, что ты скажешь капитану Торрансу. Сначала расскажешь о подковах.

— Их нет, сахиб. Потерялись! — воскликнул писарь.

— Где потерялись и как?

Индиец равнодушно пожал плечами.

— Все теряется, — философски заметил он, осторожно пытаясь забрать у Шарпа гроссбухи. По пухлым щечкам стекал обильно пот. — Теряются, сахиб. Такова природа вещей. — Индиец потянул книги, но тут же опустил руки, наткнувшись на грозный взгляд прапорщика.

— Так… Мушкеты?

— Потерялись, — признал писарь.

— Ведра?

— Потерялись.

— Бумаги?

Писарь смутился:

— Бумаги? Какие бумаги, сахиб?

— Когда что-то теряется, — терпеливо объяснил Шарп, — об этом делается соответствующая запись. Таков в армии порядок. Понятно? Мы в армии, черт ее дери! Здесь и поссать нельзя, чтобы тебя кто-то не взял на заметку. Покажи мне записи.

Писарь печально вздохнул и раскрыл толстенный фолиант:

— Вот, сахиб. Здесь. — Испачканный чернилами палец уткнулся в страницу. — Бочка с подковами. Одна штука. Видите? Перевозилась на быке из Джамкандхи, утрачена при переправе через Годавари двенадцатого ноября.

— Сколько в бочке подков?

— Тысяча двести. — Длинноногий сержант-кавалерист вошел в комнату и остановился у порога, прислонившись к косяку.

— И на складе должно находиться четыре тысячи подков, так? — спросил Шарп.

— Вот, сахиб. — Писарь перевернул страницу. — Еще одна бочка, видите?

Прапорщик попытался разобрать чернильные каракули.

— Утрачена при переправе через Годавари, — прочитал он вслух.

— И вот еще, сахиб. — Индиец провел пальцем по строчке.

— Украдена, — прочитал Шарп. С носа писаря сорвалась, упала на страницу и расплылась капля пота. — Кто же ее украл?

— Неприятель, сахиб. — Индиец развел руками. — Их всадники повсюду.

— Всадники? Эти чертовы всадники готовы разбежаться от одного только взгляда, — горько усмехнулся высокий кавалерист. — Да они и яйцо у курицы не украдут, а не то что бочку подков.

— Конвой попал в засаду, сахиб, — стоял на своем писарь, — вот все и украли. — Он закрыл книгу.

Но Шарп еще не закончил. Отведя в сторону руку настырного индийца, прапорщик принялся листать страницы, отыскивая дату сражения под Ассайе. Запись нашлась, но сделана она была отличным от предыдущих почерком. Должно быть, учет вел сам капитан Маккей, и в заполненных им строчках слова «украдено» и «утрачено» встречались гораздо реже. Маккей отметил восемь ядер — затонули при переправе через реку — и две бочки пороха — украдены, а вот после битвы при Ассайе потери катастрофически возросли. За прошедшие недели не менее шестидесяти восьми быков лишились своего груза либо в результате несчастных случаев, либо вследствие действий неприятеля. Обращал на себя внимание и такой факт, что пропадали исключительно дефицитные вещи. Армия легко переживет утрату сотни ядер, но сильно пострадает от отсутствия запасных конских подков.

— Чей это почерк? — спросил Шарп, переворачивая одну из последних страниц.

— Мой, сахиб, — нервно переминаясь с ноги на ногу, ответил писарь.

— Как ты узнаешь, что что-то украдено?

Индиец пожал плечами:

— Мне говорит капитан. А когда нет капитана, то сержант.

— Сержант?

— Его здесь нет, сахиб. Повел конвой на север. Когда вернется, не знаю.

— Как зовут сержанта? — порывшись в записях и ничего не найдя, поинтересовался Шарп.

— Хейксвилл, — подсказал от двери кавалерист. — Тот еще прощелыга. Обычно нам приходится иметь дело с ним, поскольку капитан Торранс уж очень подвержен болезням.

— Вот черт! — Шарп поднялся и задвинул стул. Опять Обадайя Хейксвилл! — Почему его не отправили в полк? Он не должен здесь находиться! Ему здесь нечего делать!

— Сержант Хейксвилл, сахиб, знает систему, — объяснил писарь. — А остаться его попросил капитан Торранс.

Неудивительно, подумал Шарп. Уж если кто и знает систему, так это пакостник Обадайя. И надо же, нашел-таки тепленькое местечко! Греет руки, доит потихоньку коровку, но следов своих в книге учета не оставляет. Если что — во всем виноват писарь, а с Обадайи Хейксвилла взятки гладки!

— И как же работает система? — спросил он.

— Расписки.

— Расписки?

— Да, сахиб. Погонщику дают наряд, и, когда он доставляет груз, наряд подписывают и приносят сюда. Здесь с ним расплачиваются, сахиб. Нет наряда с подписью — нет денег. Таково правило, сахиб. Нет бумажки — нет денег.

— И подков тоже нет, чтоб их, — вставил худощавый сержант из 19-го драгунского.

— Кто расплачивается? — спросил Шарп. — Сержант Хейксвилл?

— Обычно он, сахиб. Когда бывает здесь.

— Да что толку от этой системы, если я не могу получить подковы, — возмутился лейтенант.

— А я ведра, — добавил пушкарь.

— Все необходимое есть у бхинджари, — парировал писарь, размахивая руками так, как будто выгонял из комнаты надоедливых насекомых. — Все! Уходите! Отправляйтесь к бхинджари! У них есть все, что вам надо. Мы закрываемся до завтра! До завтра!

— Но откуда все это берется у бхинджари, а? Отвечай! — потребовал Шарп.

Индиец лишь развел руками. Бхинджари, местные торговцы, следовали за армией со своими стадами, повозками, тягловым скотом. Они продавали все, начиная от продуктов и выпивки и заканчивая женщинами и драгоценностями. И вот теперь, похоже, эти купцы начали предлагать на продажу еще и армейские припасы. Это означало, что войскам приходилось платить за вещи, которые прежде поставлялись бесплатно. Если все обстояло именно так, то Хейксвилл, конечно, в стороне не оставался, продавая вовсю краденое армейское добро.

— Куда мне пойти за подковами?

Отвечать писарю не хотелось, но, понимая, что иначе от назойливого прапорщика просто не избавиться, он в конце концов предложил обратиться в купеческий лагерь.

— Спросите, сахиб, и вас обязательно направят к тому, у кого они есть.

— Я подожду, пока ты сам назовешь мне имя.

— Я не знаю!

— Тогда откуда ты знаешь, что там есть подковы?

— Просто слышал! Сюда приходят разные люди. Рассказывают…

Шарп шагнул к индийцу и, схватив его за горло, прижал к стене:

— Ты не просто слышишь, что говорят люди. Ты еще и знаешь, где и что взять. И сейчас назовешь мне имя, или, черт возьми, мой араб выпустит тебе кишки, а остальное порубит на завтрак. Этот маленький паршивец вечно голодный.

Писарь выпучил глаза, хватая посиневшими губами воздух, и прохрипел:

— Найг.

— Найг? — повторил Шарп, освобождая индийца. Что-то знакомое. Найг? Он вспомнил, что так звали одного купца, сопровождавшего армию при осаде Серингапатама. — Найг? У него еще зеленые шатры, да?