Никита Самохин - Латынь по-пацански. Прохладные римские истории

Кстати, во время правления Клавдия произошла довольно печальная история с одним политиком, которая стала довольно популярным сюжетом, например, в изобразительном искусстве. Давайте послушаем эту историю из первых рук.

SI MORTUUS FORES, HOC NESCIRES, SED ALII SCIRENT ET EXCRUCIARENTUR. AEQUE, SI STULTUS FORES – «КОГДА ТЫ УМЕР, ТЫ ЭТОГО НЕ ОСОЗНАЕШЬ, НО ЛЮДЯМ ВОКРУГ ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО. ТО ЖЕ САМОЕ, КОГДА ТЫ ТУПОЙ»

…Мои родители? Да, печальная история. Мой pater был консул-суффект, звали его Авл Цецин Пет. И, в общем-то, в один момент cacodemon его попутал, и он быканул на тогдашнего imperator, который Клавдий. На дворе стоял 42 год н. э. – отцу не фортануло, восстание против императора успехом не увенчалось. Atqui, Клавдий обидки сильные кидать не стал и вежливо предложил Пету самовыпилиться по такому прекрасному поводу, так сказать, уйти по-тихому и без шума, tacite.

Но не все так просто, ведь тут вмешалась mater – прекрасная mulier, поддерживающая папу во всех его начинаниях. Не осталась она в стороне и здесь, говорит, убейте, мол, меня вместе с мужем. Ну, арестовавшие Пета люди посмеялись конечно и уплыли. Но мама была упорная, села в маленькую horia и плыла за кораблем до самого места назначения.

На момент вынесения damnatio она была уже рядом, и умоляла разрешить ей присоединиться к папе в благородной смерти. Все были, мягко скажем, в недоумении с такого modus vivendi, но в итоге сдались под ее натиском. И вот, стоят они, значит, вдвоем, и у Пета дичайше играет culus – оно и понятно, не каждому хватит смелости совершить voluntaria mors. Тогда Аррия fecit невероятное – она взяла кинжал, вонзила себе в грудь и передала папе, мол, не очкуй давай. Дословно это были слова: «Paete, non dolet» («Пет, это не больно»).

Так мои родители и умерли. Печаль, но в каком-то смысле познавательно. Непонятно, почему они решили оставить меня сиротой, ну да ладно.

P.S. К слову, один раз, помню, папа сильно болел, и в это же время умер мой братик. И дабы не расстраивать отца и не усугублять его состояние, мама так и не сообщила ему об этом, и мы похоронили его сами, тайком…

Большинство современников не уважали и ни во что не ставили Клавдия, что ж, давайте не будем нарушать эту традицию и вместо самого императора поговорим о самом пикантном и интересном, а именно о его женах.

В женщинах Клавдий разбирался прескверно, и с ними ему совсем не везло. С первой женой ничего не вышло, вторая умерла прямо в день свадьбы, а с третьей он развелся ради, собственно, четвертой. Четвертая жена известна многим, ее имя буквально стало нарицательным для женщин, которые добились определенных высот и при том максимально погрязли в разврате. Ее звали Мессалина.

В женщинах Клавдий разбирался прескверно, и с ними ему совсем не везло. С первой женой ничего не вышло, вторая умерла прямо в день свадьбы, а с третьей он развелся ради, собственно, четвертой.

Чего только не приписывали Мессалине: бешенство матки, нимфоманию, еще что-то там, и технически все было правдой, потому что эта женщина поставила, наверное, абсолютный рекорд по количеству единиц разврата в секунду. Возможно, на это повлияло тяжелое детство, полное запретов и лишений, но факт есть факт: взрослая Мессалина отрываться умела знатно.

Все дело усугублял темперамент самого Клавдия – он либо ничего не замечал, либо ему было тупо все равно, и Мессалина радостно этим пользовалась. На момент свадьбы ей было 15, Клавдию – 50. С мужем книжным червем она заскучала, так что после рождения дочери и сына Мессалина ушла во все тяжкие. Был как-то актер Мнестер, в которого она влюбилась и потребовала, чтобы он оставил сцену и уделял время только ей. Тот отказался, и тогда Мессалина – внимание! – пожаловалась мужу. Клавдий не стал вникать и лишь отмахнулся, мол, Мнестер, делай все, что она прикажет, только не отвлекайте и не бесите меня, пожалуйста. Мнестеру пришлось подчиниться и всячески ублажать госпожу. Позже, когда это вскрылось, он даже пытался отмазаться, сказав, что не мог ослушаться приказа императора. Впрочем, далее, по его словам, началось домашнее насилие в его сторону, и любовь угасла. Кажется, его все же казнили.

Дальше – больше. Клавдий уезжает в Британию, а Мессалина уезжает кукухой. Теперь она поощряет всех знатных римлян провести с ней приятно время, а за отказ обвиняет их в каком-нибудь государственном преступлении… Так что отказаться было довольно трудно, да и себе же дороже. Жена императора одевается в лохмотья, надевает парик и выходит на улицы Рима напиваться, танцевать голой и «охотиться» – фортануть могло практически кому угодно на ее пути! Иногда она шла сразу в бордель и «работала» там всю ночь.

Затем ей стало тупо лень выходить из дома, и она превратила уже собственную спальню в бордель. Там она ождала мужчин, которые могли прийти в любой момент, заплатить как в любом другом борделе, и получить желаемое. Но и этого оказалось мало – «торговля» пошла настолько хорошо, что Мессалина поверила в себя, вызвала самую известную проститутку Рима на баттл и, РАЗУМЕЕТСЯ, выиграла его. Условия были простыми: за сутки надо было обслужить как можно больше мужчин, Мессалина остановилась на числе 25 (по другим версиям, 50), что было в полтора-два раза больше, чем у конкурентки – то официальная инфа от Плиния Старшего…

Клавдий вернулся из Британии с триумфом и, разумеется, ничего не узнал. Так продолжалось еще несколько лет – Мессалина развлекалась как могла и в очередной отъезд Клавдия обнаглела вконец. Влюбившись в некоего Гая Силия, она решила выйти за него замуж и посадить на трон вместо Клавдия. Разумеется, свадьба была в лучших традициях времяпрепровождения Мессалины: сплошная вакханалия и оргии с супружеской парой в центре комнаты. Все это кажется настолько невероятным, что сам Тацит (кто донес до нас эти сведения) так и говорит (мой вольный перевод с латыни): «Ребята, отвечаю, я сам в шоке с этой дичи, понимаю что это попахивает враньем, но базарю так и было, по крайней мере я просто передаю вам слова современников тех событий и то, что они записали, чесслово». Впрочем, другие авторы пишут о еще более странных вещах, якобы на самом деле Клавдий даже БЫЛ на этой свадьбе, причем чуть ли не СВИДЕТЕЛЕМ, типа его убедили, что это все красивая постановка и попытка обмануть судьбу из-за всяких пророчеств, в которых должен был умереть муж Мессалины. Что ж, это звучит еще более сомнительно, чем переданное нам Тацитом…

Разумеется, Клавдию быстренько о случившемся донесли, а он, конечно, поразился и в свойственной ему манере перетрухнул за свою жизнь, но все же вернулся в Рим и казнил все эти наглые рожи, в том числе Мессалину. Справедливости ради, насчет последней он засомневался, но все равно ее убили, пока он спал. Когда наутро ему сообщили о ее смерти, Клавдий лишь вздохнул и попросил еще вина. Поговаривают, иногда он немного забывался и всерьез спрашивал: «А где моя жена, почему она не явилась обедать?..»