Олег Лурье - Зеркало над бездной

— Я это понял, Серджио, — гость откинулся на спинку кресла и посмотрел в лицо собеседнику. — У меня еще два вопроса. Во-первых, вы планируете цензурировать мою будущую книгу? И, во-вторых, каким способом она будет издана, ведь это бомба для многих очень могущественных лиц из разных стран? Миллионы людей хотят знать о том, что я напишу, но несколько сотен человек свято верят в то, что все эти истории похоронены навсегда. Как быть?

— Не смешите меня! Какая цензура? Вы свободный журналист, обладающий уникальной, единственной в своем роде информацией. Как сочтете нужным, так и напишите. Главное, ничего не пропустите. Весь мой контроль заключается в том, что Алекс будет с вами на связи — и по окончании ваших трудов вы пришлете готовый текст на указанную им электронную почту. И все. Это же ответ и на ваш второй вопрос.

Вам ничего не нужно будет делать по изданию книги. К вам приедет мой человек, который все организует: контракты, перевод на основные языки мира, издание супербестселлера по всей планете, рекламу и потом ваше торжественное явление обществу. Вам останется лишь собирать лавры — от Пулитцеровской премии до многомиллионных авторских гонораров.

— Все так просто? — закуривая, улыбнулся Макс.

— Для вас да, мой друг. Все самое сложное вы уже совершили. И еще хочу вам сказать на прощание, — Серджио встал из-за стола и сделал несколько шагов навстречу поднявшемуся собеседнику, — я не убивал вашу подругу Джию Шень. Ее смерть — случайность, она стала жертвой наших профессий — вашей и моей. А сейчас прощайте. Нет, до свидания. Мне что-то подсказывает, что мы еще увидимся.

Хозяин пожал руку Малину и направился ко второй двери, расположенной в другом конце столовой, рядом с триптихом Босха. На пороге он обернулся, внимательно посмотрел гостю в глаза и нажал кнопку на пульте. Шторы, закрывающие картину, медленно разъехались в стороны — и «Сад земных наслаждений» великого Иеронима Босха открыл свои три створки прямо напротив Макса. Дверь за стариком захлопнулась, автоматически щелкнув замком, и в помещении остались только молодые люди.

— Пойдемте, Макс. Я провожу вас в комнату. Завтра будет тяжелый день.

Оказавшись в своем временном пристанище, журналист налил себе виски и долго еще стоял у окна, смотря на подсвеченные прожекторами пальмы и слушая шум невидимого океана. Мысли выстраивались в очередь, набегая одна на другую, смешиваясь и потом возвращаясь снова.

«Господи, все происходящее похоже на сон, глубокий и страшный. Но я сам выбрал этот путь — и должен его пройти. Хотя сейчас уже ничего от меня не зависит, и я несусь по течению, пожелав себе именно такое течение — опасное и сильное, с которым теперь связан на всю оставшуюся жизнь. Сколько тайн и кошмаров мне предстоит поведать миру, готов ли я на этот шаг? А впрочем, дурацкий вопрос… Джия, Джия, девочка моя, как же я скучаю по тебе…»

Самолет плавно развернулся и пошел на посадку. Внизу скатывался с холмов к искрящемуся осеннему морю и бурлил под солнечными лучами Неаполь. И когда колеса коснулись взлетной полосы аэропорта Каподикино, Макс Малин открыл глаза, медленно повернул голову в одну, в другую сторону и осторожно пошевелил рукой, а потом обеими ногами. В данный момент тело его слушалось. В голове был легкий туман, немного давило в висках.

Путешественник смутно помнил свои недавние ощущения, когда перед перелетами его несколько раз на руках пересаживали из инвалидного кресла в самолетное. А еще раньше он как во сне видел себя в зеркалах двух или трех аэропортов — распластавшегося в кресле-каталке, с парализованными ногами, с руками, которые изредка и судорожно дергались, а во рту невозможно было сдержать слюну, и она капала на грудь. Кто-то идущий сзади бережно вытирал ему рот и нос платком и громким мужским голосом беспрерывно говорил: «Успокойся. Успокойся, братик. Ничего страшного. Сейчас сядем в самолет и полетим домой, к маме и папе. Они о тебе будут заботиться».

Щурясь от солнца, бьющего в иллюминатор и крутящего пылинки в лучах, Малин, чье кресло располагалось у прохода, осторожно повернул голову к соседям, сидящим слева от него. Высокий седой мужчина лет сорока в сером костюме пристально смотрел на Макса, а его рука сжимала кисть красивой брюнетки, расположившейся в соседнем кресле у окна. Убедившись, что попутчик пришел в себя, сосед тихо заговорил почему-то по-русски:

— Малин, молча слушайте меня. Вы почти парализованы, причем с детства, сейчас вам привезут кресло-каталку, и я помогу вам пересесть. Я понимаю, что вы уже пришли в себя, но постарайтесь изображать из себя инвалида до выхода из аэропорта. Так будет безопасней. Я ваш двоюродный брат Том, а это моя жена Джессика, и мы привезли вас отдохнуть на острова. Согласно документам мы все из Америки.

— А почему вы говорите на русском? — с трудом разлепил губы Макс. — У вас плохой русский язык. Акцент очень сильно чувствуется. И ошибки…

— Какой есть, — обиженно пробурчал Том. — Дело в том, что так нас точно никто здесь не поймет. Значит мы выходим из аэропорта — и там я вас передаю встречающему, который отвезет вас на остров Искья и поселит в установленном месте. Он вроде бы мажордом или дворецкий и будет жить там же, помогая и обслуживая вас. Из местных… Итальянец. Наше дело — передать вас и вашу сумку с рук на руки.

— Как его зовут?

— Микеле. Не уверен, что так его звали с рождения, — улыбнулся Том, — но сейчас его имя Микеле Бенцони.

Вскоре старший стюард объявил по громкой связи о том, что первым самолет покинет инвалид на каталке и сопровождающие, потом пассажиры бизнес-класса, а уже после выходят все остальные.

Совместными усилиями стюардесса и Том пересадили Малина в инвалидное кресло и вывезли из самолета на специальный подъемник. Через полчаса «родственники» уже катили его, сжимавшего в руках сумку, к выходу из неапольского аэропорта, в теплый осенний воздух Южной Италии. Навстречу к ним через толпу говорливых таксистов шел, раскинув руки для объятия, невысокий плотный брюнет лет сорока пяти, его лысина блестела от пота:

— Макс! Том! Джессика! Я рад вас видеть в Неаполе! Разрешите представиться, я — Микеле Бенцони. Спасибо, что привезли моего гостя.

Он тут же перехватил инициативу и сам покатил кресло, не прекращая болтать на вполне приличном английском:

— Макс, мы сейчас едем в порт, на яхту, которая теперь будет в вашем распоряжении. А через час уже будем на Искье. Вам вилла очень понравится — там тихо и комфортно. А ваши родственники, если сейчас пойдут на регистрацию, то успеют на рейс до Нью-Йорка с пересадкой в Париже.

— Мы проводим вас до машины, — перебил итальянца Том, — а потом вернемся в аэропорт. У нас еще два часа до вылета.