Борис Акунин - Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец

Главным новшеством стало учреждение так называемой «единой кассы», то есть централизация движения денежных средств. Раньше у каждого ведомства был собственный бюджет. Теперь все деньги стали проходить через министерство финансов и его региональные отделения — казначейства, по единым правилам.

За исполнением смет наблюдали органы государственного контроля — контрольные палаты, подчиненные не губернаторам, а государственному контролеру (эту должность занимал В. Татаринов). Работали палаты не в ревизионном режиме, а постоянно, что очень сократило объем непродуманных трат и злоупотреблений.

Эта система вряд ли эффективно работала бы (мало ли вводилось контролирующих инстанций и прежде), если б не еще одно новшество, совершенно в духе времени: открытость. Раньше государственные расходы по всем ведомствам считались тайной. С 1862 года подробная роспись доходов и выплат публикуется для всеобщего сведения, то есть становится достоянием общества — и может им обсуждаться.

Подобные административные меры были лишь частью реформы. Они упорядочивали финансовую жизнь страны, но сами по себе толчка к развитию не давали.

Иное дело — банковская реформа. Она началась с учреждения Государственного банка (с капиталом в 15 миллионов рублей), который открыл свои отделения по всей России и среди прочего стал выдавать кредиты на торгово-промышленные цели. А в 1862 году было дозволено и частное кредитование. Вышло «Положение о городских общественных банках», давшее старт российскому финансовому предпринимательству. К концу царствования в империи работало почти триста частных банков, оперировавших суммарным капиталом в двести миллионов рублей. Эти деньги активно работали на развитие капитализма.

Другим двигателем развития стала переориентация государственной инвестиционной политики. Шестого октября 1866 года на стратегическом заседании Совета министров, в присутствии государя, было принято решение сократить все «непроизводительные издержки» (включая военные расходы) во имя ускоренного строительства железнодорожной сети.

Это была эпоха, когда железнодорожный бум охватил все промышленные страны. Новые магистрали лихорадочно строили в Европе и в Америке. Повсюду, где прокладывались рельсы, происходило оживление торговли и производства.

На казенное строительство, как при Николае, средств в бюджете не было, к тому же Рейтерн был принципиальным противником государственного предпринимательства, поэтому ставку сделали на привлечение иностранного и частного капитала.

Дело было выгодное, а государство к тому же давало всевозможные льготы, поэтому повсюду возникли акционерные общества по строительству частных дорог. За десятилетие с 1866 до 1876 года в строительство железных дорог было вложено полтора миллиарда рублей. Проложили 20 тысяч верст рельсов, и эта «железнодорожная революция» сделала для развития российской экономики больше, чем любые государственные постановления. Экспорт и импорт выросли в десять (!) раз. Еще выше был рост внутреннего товарного оборота.

Акция Курско-Киевской железной дороги

Одновременно с этим государство покровительствовало развитию всех других видов предпринимательства. Министерство финансов учредило специальный Совет торговли и мануфактуры, способствовало созданию товарно-сырьевых бирж в крупных городах империи.

Опыт деятельности Рейтерна, занимавшего свой пост до 1878 года, представляет собой своего рода учебник по поиску выхода из тяжелого бюджетного кризиса — с примерами как удачных, так и неудачных решений.

Рейтерну случалось и ошибаться.

Одним из первых начинаний нового министра была попытка повысить курс кредиток, введя их свободный обмен на золото. Но билетов к этому времени (1862) выпустили такое количество, что операцию через год пришлось остановить. Золотой запас, образовавшийся благодаря «металлическому займу» у Англии, быстро истощился. Последовал финансовый кризис, окончательно похоронивший надежды на «конвертируемость» бумажного рубля. Его стоимость упала до 68 золотых копеек. Провал этой акции надолго отбил у правительства охоту к экспериментам подобного рода.

Успешнее прошла операция по повышению «пьяного дохода» государства — старинного и верного способа пополнения казны. Со времен Екатерины существовала система винных откупов, при которой торговец покупал у государства право торговать алкоголем на определенной территории. Новая система, введенная с 1 января 1863 года, отменяла этот монопольный принцип, позволяя любым частным лицам продавать спиртное, но облагала особым налогом каждую бутылку. Питейные сборы при подобном порядке увеличились. Такой же акцизный сбор был установлен для торговли табаком, солью и сахаром.

В 1877 году придумали брать таможенные пошлины не бумажными рублями, а золотыми, что из-за разницы курсов автоматически увеличило сборы на треть.

Сочетание всех этих мер — организационных, стимулирующих и акцизных — привело к тому, что с конца шестидесятых годов дефицит начал сокращаться, а в семидесятые годы произошло нечто невиданное: бюджет России избавился от этого, казалось, неизлечимого недуга.

Впервые доходы оказались выше расходов в 1871 году. Потом в течение двух лет дефицит, хоть и небольшой, возник опять, но это было вызвано чрезвычайными обстоятельствами: неурожаем, подготовкой военной реформы и организацией среднеазиатского похода. Зато с 1874 года образовалась тенденция к стабильному профициту, и на 1 января следующего года в казначействе накопилось свободных остатков на 40 миллионов.

Это высшая точка финансовых успехов рейтерновского управления, при котором государственные доходы увеличились в два с половиной раза, достигнув 630 миллионов рублей.

К сожалению, мирный рост, начавшийся с того, что Россия отказалась от претензий на европейское лидерство, завершился, когда эти амбиции, пускай в более скромных размерах, возродились во второй половине семидесятых годов. Рейтерну суждено было увидеть, как заботливо выстроенная им система разваливается под бременем новой войны — но об этом рассказ впереди.

Разительней всего было отставание России от Европы по части образования. К середине девятнадцатого века в развитых странах уже худо-бедно существовала система народного просвещения, тотальная неграмотность низов ушла в прошлое. В России же девяносто процентов населения не умели даже читать по складам. Школ средней ступени было мало, высших учебных заведений всего четырнадцать (семь университетов и семь технических институтов) — для державы с населением в 60 миллионов человек совершенно недостаточно.