Юрген Ангер - Шварце муттер

Яков давно уже не носил Петеровых обносков, заказывал у дядиного портного для себя наряды – по французским модным рисункам. Завитый и причесанный по самой последней моде, в пышном кафтане и в кружеве – такой кавалер, явившись впервые в игорный дом, не мог не привлечь к себе внимания. Пока Петруша вкушал дары амура, на антресолях, со знакомой француженкой – бедняга Яков без особенного успеха отбивал атаки притонных старожил. Высокий и мрачный детина, в одежде лютеранского пастора, но отчего-то без креста, навязчиво и напористо убеждал доктора Ван Геделе составить с ним и с его товарищами партию в «двадцать и один». Яков снизу вверх смотрел на рослого плечистого искусителя – тот был без маски – настолько в себе уверен, мордаст, глазаст, с белокурой кое-как собранной косой, говорил он по-русски очень быстро и с французской картавинкой. Яков печенью чувствовал, что садиться играть с ним нельзя, но боялся показать себя трусом.

- Ну же, Коко! – с фамильярной насмешкой подначивал его белокурый француз, - Пойдем же, с вами как раз соберется курица, а так бог весть сколько нам ждать кого еще. Да и вы один…

Этот «Коко», французский амикошонский «котеночек», уже прежде попадался Якову на жизненном пути, и оставил по себе недобрые воспоминания. Что за манера – звать таким глупым именем незнакомого человека? Яков набрался храбрости, чтоб уж точно отказать, и тут же из-за спины услышал:

- Псст… - и рука легла на его рукав. Цепкая старческая лапка в самоцветных перстнях.

- О, месье Тремуй! – как родному обрадовался виконту доктор. Детина искуситель же поскучнел лицом и даже почесал пятернею свои растрепанные кудри.

- Тсс, мы все здесь инкогнито, - напомнил Якову смотритель оранжереи, и тут же обратился к его визави, - Я украду ненадолго вашего любезного собеседника, нам необходимо перемолвиться словечком…

Тремуй, как и почти все здесь, был в маске, и с натуральными зачесанными волосами, но Яков сразу его узнал – носатая маска не скрывала ни бархатных от пудры морщин, ни зеленых холодно-веселых глаз. Да и пластика у виконта была весьма своеобразная.

- Ваши ледяные очи не спрячет никакая маска, - вполголоса проговорил Тремуй, увлекая доктора через зал – на лесенку, - Я сразу узнал вас, юноша, по вашим бриллиантовым дивным глазам…

Яков подумал – и он узнал виконта по дивным глазам, выходит, они квиты. На лесенке де Тремуй раскрыл табакерку и предложил Якову:

- Угощайтесь, доктор. Я ощущаю себя просто богом из машины – так вовремя я вас похитил.

Мимо по лестнице проследовали две до бровей закутанные в плащи фигуры – так и пахнуло от них водкой и драгоценными яванскими пачулями.

- Наш премилостивый патрон, высокий покровитель сего места, - морщины Тремуя под маской разлетелись в улыбке, - Сам господин Салтыков, московский градоначальник. Возносится на свое седьмое небо. Знатный игрок, знаете ли – и все время в плюсах…

- А второй? – спросил Яков.

- Да бог весть, может, секретарь. Вы знаете, от кого я вас только что увел? Этот пастор – тюремный доктор, из «Бедности», и впридачу первый шулер. У него в каждом рукаве припрятано по колоде – для таких новобранцев на этом поле, как мы с вами.

«Бедностью» звалась подмосковная тюрьма, в последнее время – пугало для незрелых умов. Постепенно уголовное узилище превращалось в политическое – для противников молодого, но зубастого режима.

- Эти их партии, то бишь «курицы», как они их называют – ловушка для молодых дурачков, что явились кутить на папины деньги, - продолжил страстно Тремуй, - Но вас я не дам в обиду. Тем более после того, что я о вас слышал – как вы держали третьего дня свой экзамен перед злодеем ландратом. Ваш раненый выжил?

- О да! – улыбнулся доктор Ван Геделе, - И выздоравливает. Завтра патрон обещал принять меня, и если сойдемся в цене – я с полным правом загляну к вам в оранжерею за обещанным персиком. Вы же так сватали меня именно к герру Левенвольду.

- Я сватал вас к другому, - поморщился Тремуй, - Вы ошиблись, взяли с полки не того брата.

- Мой чуть лучше, - расцвел Яков – столь обезоруживающе и мило, что и виконт улыбнулся в ответ.

- Время покажет, - отвечал он лукаво, - Я должен идти наверх, пошептаться там кое с кем. Глядите, вот и ваш любезный кузен – я отдам вас из рук в руки…

По лесенке с антресолей, пританцовывая, шел счастливый веретенообразный Петер, любимец Амура. Яков подивился – откуда виконт знает, что они братья?

- Идем, Яси, играть, - весело призвал Петруша, прыгая со ступени на ступень, как козлик, - Что вы тут стоите, господа?

Тремуй текуче раскланялся и улизнул – на антресоли, а Петер и Яков возвернулись на свои шестые небеса. По счастью, белокурый шулер-француз уже составил свою вожделенную партию и сидел за столом в окружении двух лупоглазых недорослей и еще одного лютеранского падре, почему-то не в мужской носатой, а в женской бархатной полумаске. Как только Яков появился в зале – шулер-пастор повернул голову и уставился на него в упор мертвенными круглыми глазищами. Сосед его по столу, такой же пастор, но вдвое изящнее и тоньше, не глядя, наугад протянул руку и кончиками пальцев поворотил лицо белокурого игрока – обратно к карточному вееру, и все так же, не отрывая глаз от собственных карт, что-то прошипел ему сердито, одними бледными злыми губами.

- Что он сказал ему? – шепотом спросил любопытный Петер, - Ты же наверняка понял.

- Да, я понял, - отвечал добросердечный Яков, - И тебе скажу, тебя это тоже касается. Он сказал – «не отвлекайся от игры, Коко».

Служитель, изящный вертлявый юноша, поманил Петера и Якова за освободившийся стол, и братья последовали за ним – среди разношерстных игроков «шестого неба». Яков оглянулся напоследок – как там дела у француза? Тот сидел, весь в игре, и уже, наверное, вовсю мухлевал – такое у него сделалось вдохновенное лицо. Яков невольно зацепился взглядом за его соседа, того, что в дамской маске. Что-то было в нем – то ли знакомое, то ли не то. Серьги, женская маска – может, девка переодетая, здесь Москва, чего не бывает. Яков и за своим столом, играя, все взглядывал на него – что-то в этом втором пасторе его цепляло, кололо, как булавка, забытая в шве. Голубоватый муар ночной щетины – нет, точно не девка. Но – длинные серьги, и черные длинные волосы, блестящие, зализанные назад гладко-гладко, и лишь за ушами – переходящие в волны и колечки. Яков не знал его – но ему казалось, что все-таки знает. Он так таращился, что игрок поймал его взгляд, тонко улыбнулся бледными, совсем бескровными губами и подмигнул доктору, явно веселясь от внимания молодого красавца. Так вот же! Или же нет – у того, на галерее, были светлые волосы…

- Так же, кусок за куском, ты и вытягиваешь из меня мою душу…