Елена Прудникова - Двойной заговор. «Неудобные» вопросы о Сталине и Гитлере

«Сталин, несомненно, войдет в историю, но его “знаменитость” будет знаменитостью Герострата. Ограниченный и хитрый, властолюбивый и мстительный, вероломный и завистливый, лицемерный и наглый, хвастливый и упрямый, — Хлестаков и Аракчеев, Нерон и граф Калиостро — такова идейно-политическая и духовная физиономия Сталина…

Результатов Сталин, как и Луи Бонапарт, добился: переворот свершен, личная диктатура самая неприкрытая, обманная, осуществлена. Основная когорта соратников Ленина с руководящих постов снята, и одна часть ее сидит по тюрьмам и ссылкам, другая, капитулировавшая, деморализованная и оплеванная, — влачит жалкое существование в рядах партии, третьи, окончательно разложившиеся, — превратились в верных слуг вождя-диктатора. За последние 4–5 лет Сталин побил все рекорды политического лицемерия и беспринципного политиканства…»

Еще Марк Твен в бессмертном рассказе «Как я баллотировался в губернаторы» раскрыл роль политической ругани в борьбе за власть. А уж человека, который победил, «поливать» будут много и со вкусом. И… любопытный нюансик: оказывается, что Вышинский в своих знаменитых речах 1937–1938 годов не исходил злобой, как могло бы показаться по нынешним меркам, а всего-навсего поддерживал сложившийся стиль отношений. Вот примерно так они друг с другом и разговаривали.

Да, но кроме того, что злобный Сталин отодвинул оппозицию от власти, конкретные претензии будут?

Ну…

«Планирование из орудия социалистического строительства становится орудием расстройства экономики и внесения в нее анархии и хаоса. Решающее преимущество социалистического строительства перед капитализмом — план, предвидение, расчет и учет — исчезают. Мало того, при этих условиях плюс… превращается в минус, ибо в то время, как при капитализме закон стоимости (хотя и через кризис и величайшие жертвы, но через 2–3 года) создает условия (конечно, очень узкие, ограниченные рамками частной собственности) для нового развития производительных сил, или, по крайней мере, для прекращения их дальнейшего падения, то при плановом строительстве авантюристические планы из года в год могут дезорганизовывать экономику в течение более длительного периода и довести всю страну до полного паралича и голода, как это имеет место в данный момент…»

Правда, каким образом Сталин дезорганизовал планирование, из этого отрывка непонятно, поскольку все реформы проводились по плану. В чем заключалась авантюра? В пятилетке? В коллективизации? Ладно, колхозы на тот момент были делом спорным, но что можно иметь против индустриализации? Голод — понятно. Голод в 1932 году был (как и предшествующие полвека) — но паралич экономики-то откуда взялся в стране, производительные силы которой росли невиданными в истории темпами?

«Экономическая политика Сталина, несмотря на то, что мы за последние годы построили десятки крупнейших заводов и фабрик, электрических станций и пр. по последнему слову техники… привела… не только к невиданному экономическому кризису всей страны, но она дискредитировала самые принципы социалистического строительства и отбросила нас в экономическом отношении не менее, чем на 12–15 лет назад…»

То есть, в одной стороны, построили десятки заводов и фабрик, а с другой — отбросили страну в 1920 год, во времена разрухи. Непонятно. Объяснение будет?

Не будет. Кинув тезис, оппозиция традиционно переходит к наболевшему. А именно к «внутрипартийной демократии», то есть, в переводе с языка политики, к свободе неограниченной болтовни и мерах по ее недопущению — исключениях из партии и даже высылки из крупных городов. Более жесткие меры в те годы не применялись. Но, с точки зрения политиков, любые действия, лишающие трибуны — все равно террор.

«Террор в условиях невиданной централизации и силы аппарата действует почти автоматически. Терроризируя других, каждый в то же время терроризирует и самого себя, заставляя лицемерить других, каждый в то же время и сам вынужден выполнять определенную долю этой “работы”…

Вся верхушка руководящих партийных работников, начиная со Сталина и кончая секретарями областных комитетов, в основном прекрасно отдают себе отчет, что они рвут с ленинизмом, что они насилуют партийные и беспартийные массы, что они губят дело социализма, но они так запутались,… попали в такой заколдованный круг, что сами не в состоянии из него уже вырваться. Ошибки Сталина и его клики… переросли в преступления… Они на деле рассматривают партию лишь как свою вотчину. Не они для партии, а партия для них…»

Тут имеет место быть малюсенькая подмена понятий. Сталин действительно пользовался партией как инструментом и не терпел возражений — но не для себя, а для решения задач социалистического строительства. Двадцать лет спустя, во время июльского пленума 1953 года, эта претензия будет высказана уже открыто: Берия, мол, использовал партаппарат как каких-то исполнителей. «Он считал секретарей областных комитетов партии диспетчерами. За какое дело он возьмется, по такому делу секретарь обкома — диспетчер». Возмутительно! А что надо было? А вот что: «Не было положения, чтобы он… у партийной организации попросил помощи организовать партийную работу».

Те же претензии предъявлялись и Сталину, но все же в более завуалированной форме. «Мы хотим не работать, а болтать о политике» — в начале 30-х массы бы такого не поняли. Точнее, поняли бы, но правильно — а оно надо?

«В партии мы, несомненно, имеем некоторую, хотя и незначительную, прослойку немолодых, честных субъективно партийцев, продолжающих, однако, искренне верить в правильность политики Сталина. Как можно объяснить такое явление? …У значительной части партийцев с небольшим теоретическим багажом или вовсе без багажа, с небольшим теоретическим кругозором выработалась традиция, привычка поддерживать ЦК, ибо “ЦК всегда решает правильно”… Эти партийцы не могут объяснить гигантских противоречий между декларациями сталинского руководства и действительностью, но они боятся как огня всяких “уклонов”, они привыкли голосовать за ЦК и поэтому стараются не замечать этих противоречий… Они все объяснения противоречий нашей действительности сводят или к неизбежности трудностей социалистического строительства, или к неизбежным недостаткам во всяком большом деле…»

Противоречия между декларациями сталинского руководства и действительностью объяснялись примерно так же, как противоречия между видом квартиры в разгар ремонта и картинкой, нарисованной дизайнером. И партийцы, не замороченные «теоретическом багажом», это понимали правильно. А то, что возводимое здание по виду не совпадало с возведенными теоретиками воздушными замками… так в воздушных замках люди и не живут. Они же воздушные!