Елена Прудникова - Двойной заговор. «Неудобные» вопросы о Сталине и Гитлере

И так по всем фронтам: рост антикоммунистических настроений, грубость, падение дисциплины — и пьянство, пьянство без конца… Пили все, от бойцов до командармов. Помощник начальника информотделения разведчасти Западного фронта Довбор был в 1920 году исключен из партии за то, что в пьяном виде явился на переговоры с поляками. Куда уж дальше!

С подвигами на «пьяном» фронте могли бы соперничать подвиги на «женском фронте», если бы не определенная нехватка женщин в воинских частях. И все же…

«В Приволжском военном округе помощник командира роты в пьяном угаре разделся сам и раздел проститутку, с которой начал плясать русского. Остальные подняли стрельбу из револьверов, подняв много шума…

В Уральском военном округе попойки носили характер оргии, где некоторые жены комсостава танцевали чуть ли не нагими. Была попойка специально женская, на которой присутствовали все жены комсостава 20-го полка. Попойка продолжалась танцами, дебошами, руганью, и дошло до того, что случайно попавший командир был повален на пол, были спущены брюки, и ему стоило много трудов вырваться оттуда неизнасилованным».

Впрочем, с «распущенностью» боролись, иногда не без успеха. В 1924 году коммунистическая ячейка одного кавалерийского полка выдала следующий документ: «Заслушав доклад о коммунистической этике и классовой морали, постановили… воздержаться всем членам ячейки от половых сношений в течение двух лет для того, чтобы показать пример не на словах, а на деле беспартийным массам».

Развлекались, как могли. После окончания войны внезапно вспыхнула эпидемия дуэлей среди командиров. Даже в 1925 году в РККА произошло около 90 дуэлей. Из них 60 — со смертельным исходом: «товарищ маузер» и «товарищ наган» были получше традиционных дуэльных пистолетов, да и стреляли из них по-фронтовому. Положенное наказание — до 6 лет лишения свободы — само собой, командиров, только что прошедших тяжелейшую войну, не останавливало. (Любопытно, что такая же вспышка произошла в советской армии после введения в 1943 году новой формы с погонами и прочими атрибутами старого офицерства. Но тут уж явление задавили на корню, по законам военного времени.)

…С другой стороны, война окончилась, и хотелось жить красиво. Тот самый Довбор, которого исключили из партии за то, что пьяным явился на переговоры, в 1923 году после службы переодевался в штатский костюм, надевал шляпу, брал тросточку и шел развлекаться. Как — история умалчивает, но, должно быть, гулял хорошо, если его по этой причине обратно в партию так и не приняли. Но это, так сказать, развлечения армейской мелочи. «Наверху» все обстояло куда круче. После разгрома Колчака бывший начштаба Южного фронта И. Х. Паука был назначен начальником штаба войск Киевского округа. Прибыв в Киев, он первым делом занял губернаторский дом, где принялся давать приемы, на которые приглашал военную и партийную верхушку. Верхушка туда с удовольствием ходила. Бывший помощник Фрунзе В. А. Ольдерогге, ставший инспектором пехоты Украины и Крыма, привез с собой двух великолепных лошадей. Вскоре он стал устраивать на киевском ипподроме скачки, а его дочери держали там тотализатор, так что выручки хватало на красивую жизнь. Товарищи поняли революцию просто: были белые баре, а теперь будут красные баре, то есть мы…

Наверху кипела жестокая конкуренция за «места под солнцем» — мест было мало, особенно для «военспецов». Масла в огонь подлила новая политика большевиков, нацеленная на возвращение из эмиграции бывших белых офицеров. Их приглашали, обещая полное прощение и хорошую работу, и их коллеги, которые прошли всю войну в рядах Красной Армии, видели в них естественных конкурентов. Впрочем, те далеко не всегда стремились ввязаться в эту борьбу.

В свое время Михаил Булгаков написал роман «Бег» — о судьбах белой эмиграции. Прототипом генерала Хлудова в нем послужил генерал Слащев, имевший во время Гражданской красноречивое прозвище «Слащев-вешатель». После окончания войны большевики провели целую операцию, чтобы возвратить его в СССР — нет, не затем, чтобы свести счеты, а решив, что вслед за ним станут возвращаться и другие эмигрировавшие белогвардейцы. Слащев действительно вернулся в Россию, никто его здесь не трогал, он спокойно преподавал себе на курсах усовершенствования комсостава «Выстрел» до тех пор, пока в 1929 году его не застрелил брат кого-то из повешенных им.

Впрочем, несмотря на громадный авторитет в офицерской среде, приобретением Слащев оказался весьма сомнительным. Не знаем, каким он был педагогом, но вне школы он учил курсантов тому, в чем им совершенствоваться было не обязательно, да и не нужно — сами умели…

Один из его коллег по курсам, С. Харламов, когда его чекисты спросили, велись ли у Слащева антисоветские разговоры, честно сказал, что обстановка там была совершенно неподходящая не только для контрреволюционных, но и вообще для каких бы то ни было разговоров.

«И сам Слащев, и его жена очень много пили. Кроме того, он был морфинист или кокаинист. Каждый, кто хотел выпить, знал, что надо идти к Слащеву. Выпивка была главной притягательной силой во всех попойках у Слащева. На меня не производило впечатления, что все вечеринки устраиваются с политической целью: уж больно много водки там выпивалось». Дошло до того, что командование курсов категорически запретило бывшему генералу приглашать к себе в гости слушателей — не потому, что «бывший», а чтобы не спаивал командиров.

…В начале 1924 года комиссия ЦК РКП(б) обследовала состояние Вооруженных Сил и пришла в ужас. «Красной Армии как организованной, обученной, политически воспитанной и обеспеченной мобилизационными запасами силы у нас в настоящее время нет. В настоящем виде Красная Армия небоеспособна».

С этой армией надо было срочно что-то делать. А время на дворе стояло веселое…

C этой темы в бессмертном романе «Двенадцать стульев» начинались все митинги в городе Старгороде. И, надо сказать, правильно начинались. Потому что международное положение Советского Союза в то время было… До сих пор непонятно, как проскочили!

Почему-то принято думать, что угроза войны возникла с приходом к власти Гитлера, а до того все было мирно. Да ничего подобного! С приходом к власти Гитлера она даже отчасти уменьшилась на какое-то время, поскольку европейское сообщество отвлеклось на новую Германию и на время отвело взоры от Советского Союза.

Гражданская война закончилась в 1921 году, к 1924-му страна кое-как оклемалась, начала армейскую реформу — и тут же разведка стала сообщать кремлевскому руководству об усилении агрессивных планов западных соседей СССР, в первую очередь Англии и Польши. Причем «наиболее вероятным противником» считалась именно последняя.