Александр Бушков - Копья и пулеметы [litres]

И наконец, к немалому удивлению властей, у «простолюдинов» появился неожиданный и крайне сильный союзник…

К тред-юнионам обратилось немалое количество вполне обеспеченных и благополучных представителей «среднего класса» и богатых фабрикантов (в дальнейшем простоты ради я их всех буду называть просто – «богатеи»). Попросили о помощи и предложили самый тесный союз в борьбе за реформы.

Власти удивлялись зря. Ларчик просто открывался: «богатеи» в силу запутанности и архаичности британской избирательной системы точно так же, как и простолюдины, не имели ни права голоса, ни права выдвигаться в парламент. Для людей с карманами, набитыми золотом, это было оскорбительно и даже унизительно.

Давно известно: везде, в любой стране буржуазия, окрепнув и осознав себя некой общностью с общими целями и задачами, стремится получить часть политической власти. Те страны, чьи правительства или монархи оказались достаточно дальновидными и властью поделились, обошлись без особо крупных социальных потрясений, то есть без революций. Во Франции и России, где монархи до последнего цеплялись за отживший свое прямо-таки феодальный уклад и порядок управления, революции как раз грянули. Причем за кулисами обеих как раз и стояла крупная буржуазия, промышленно-финансово-торговые круги. Правда, результат получился разный: во Франции буржуазия получила не часть власти, а всю. В России после Февраля грянул Октябрь и – «господа все в Париже». Но это уже детали.

Искренне обрадовавшись столь сильному союзнику, тред-юнионы провели ряд мощных митингов и манифестаций. «Богатеи», в свою очередь, указывая на тред-юнионы как на могучую поддержку, тоже начали действовать. Своими специфическими методами, против которых у властей просто не было надежных средств борьбы. Сначала пригрозили правительству, что выкинут лозунг «Никакой уплаты налогов до принятия билля о реформе!» и перестанут платить все и всяческие налоги. Это был бы мощный удар по бюджету королевства. Потом, не выступая публично, окольными путями довели до правительства свои намерения: они устроят грандиозный финансовый кризис, полностью прекратив все деловые операции, доведут все английские банки до банкротства и скупят у разоренных аристократов земли, которые все равно дадут им и право голоса, и право избрания.

Вот это уже было гораздо серьезнее, чем манифестации с лозунгами и даже бунты с поджогами. Тем более что «богатеи» словесными угрозами не ограничились: стали в массовом порядке изымать из банков свои капиталы, причем требовали, чтобы деньги им выплачивали не «фантиками» Английского банка, а золотом, на что имели полное законное право.

На горизонте, ласково улыбаясь, замаячила толстая полярная лисичка. Лорд МакАулей, человек, должно быть, очень и очень неглупый, гремел с трибуны в палате лордов:

– Мы сами гоним в революцию тех, кого отстраняем от власти! (Естественно, он имел в виду только «богатеев». – А.В. ) Мы должны пойти на реформу, чтобы сохранить все остальное!

В результате в 1831 г. палата общин все-таки приняла «Билль о реформе», правда, большинством в один голос, а палата лордов его утвердила. Однако король Вильгельм Четвертый, явно не обладавший умом таких, как МакАулей, чтобы не дать биллю стать законом, распустил парламент (что и стало главной причиной мятежа в Бристоле).

Ко всему этому примешались закулисные политические игрища: виги, гораздо более либеральные, чем противостоящая им партия, поддерживали требования «богатеев». Не из душевного благородства, а из расчета, что «богатеи», в свою очередь, помогут им в борьбе за политическую власть против консерваторов-тори.

Так и останется неизвестным, что за тайные беседы вели меж собой лидеры партии вигов и лидеры «богатеев» (у крупной буржуазии всегда есть лидеры), но в том, что некие секретные переговоры имели место, сомневаться не приходится. Нельзя считать простым совпадением то, что на очередных парламентских выборах виги получили в парламенте большинство (без денег «богатеев» просто обойтись не могло) и сформировали правительство исключительно из самих себя. Главным образом нельзя считать совпадением и то, что первым шагом нового правительства стало принятие «Билля о реформе». Правда, на сей раз палата лордов отчего-то взбрыкнула и закон подтвердила, но им недвусмысленно намекнули: хотя места в палате лордов даются пожизненно, есть все же методы и возможности заменить их лордства более сговорчивыми персонажами…

Лорды дрогнули и капитулировали. В 1832 г. «Билль о реформе» стал полноправным законом – Актом о реформе.

Безусловно, в нем было много положительного. Число избирателей увеличилось втрое – 670 000 вместо прежних 220 000. Из 85 «гнилых местечек» 55 были упразднены вообще, а оставшимся 30 оставили право выдвигать в парламент одного депутата, а не добрый десяток, как раньше. В Лондоне и крупных промышленных городах были созданы 42 новых избирательных округа – там, где прежде их не было. Графства получили право посылать в парламент дополнительно 65 депутатов.

Хорошо? Хорошо, да не очень. Права «простолюдинов» интересовали «богатеев» не больше, чем прошлогодний снег. У них была одна-единственная цель: откромсать себе ломоть политической власти, потеснив «старую элиту» – старую землевладельческую аристократию. Хотя в Англии, в отличие от Франции, разнообразным бизнесом занимались и простые дворяне, и титулованные, вплоть до лордов и наследных принцев, «штурвал» крепко зажала в руках именно эта «старая элита». Они обеспечивали в парламенте принятие нужных законов и следили за их исполнением в качестве судей и магистратов, исключительно из ее представителей назначались чиновники на ключевые посты во всех государственных учреждениях. Исключительно из нее происходило высшее офицерство в армии и на флоте. Весь государственный аппарат (и военный тоже) был в ее руках.

Сломав эту систему, «богатеи» получили все, что хотели, и теперь не желали какого бы то ни было продолжения реформ, наоборот. Теперь им было жизненно важно, чтобы «простолюдины» были лишены избирательных прав и далее. Как язвительно заметил по этому поводу один из английских историков: «Теперь главной задачей капиталистов стало не допустить распространения избирательного права на рабочих, которые, без сомнения, использовали бы его прежде всего для того, чтобы сделать свободное предпринимательство менее свободным, а значит, и менее прибыльным».

(Угроза для «богатеев» была вовсе не надуманной: как показали события уже ближайших лет, рабочие прекрасно понимали, что, добившись избирательных прав, они смогут умерить аппетиты предпринимателей, да и с правительством говорить уже другим языком.)