Владимир Богораз - Восемь племен

Противник Мами, впрочем, не возобновил нападения. Мышееды были утомлены не столько резнёй, сколько предварительным ожиданием подходящей минуты, и не желали новых столкновений. Человек со щитом заинтересовался разрезанным арканом, кажется, ещё больше, чем девушкой, он поднял оба конца верёвки и внимательно рассматривал гладкую поверхность разреза.

— Мами, иди сюда! — крикнул Ваттан таким повелительным тоном, что молодая девушка повиновалась без колебаний и заняла место рядом с ним.

— Вы, собаки! — громко сказал он, обращаясь к противникам.

— Чего? — отозвался человек, накинувший аркан на девушку, как будто признавая бранную кличку за своим племенем. Он был так же высок и плотен, как молодой оленевод. Лицо его было очень смугло и заросло кудрявой бородой. На голове стояла курчавая грива, как видно нечёсанная со дня рождения.

— Зачем вы осквернили место? — сурово спросил Ваттан.

— А тебе какое дело? — дерзко возразил Мышеед, скаля большие белые зубы не то для улыбки, не то в виде угрозы врагу.

— Вы хуже собак, — сказал Ваттан. — Даже собаки чтут море и Полярную звезду.

— Ругаешься, как баба! — презрительно возразил Мышеед. — Видно, у вас мужчины за баб, а бабы за мужчин, — прибавил он, бросая взгляд в сторону Мами и намекая на недавнюю схватку.

— Бродяга! — воскликнул Ваттан. — Пятеро вас на одного, а то бы мы вас пощупали под панцирем.

— Попробуй! — злорадно предложил Мышеед, выставляя грудь.

— Пожиратели падали, отпустите хоть женщин! — кричал запальчиво Ваттан.

— Для тебя, что ли, отпустить? — насмешливо возразил Мышеед. — Давайте лучше меняться! Вы нам отдайте вашу одну девку, а сами возьмите всю эту дрянь.

— Бесстыжая рожа! — закричал Ваттан, уязвлённый в самое чувствительное место. — Выходи, померяемся!.. Я тебе под этими оленьими рёбрами изломаю твои собственные!

Мышеед бросил аркан и вышел вперёд, потрясая копьём.

— А что — ставка? — сказал он упрямо. — Не стану без ставки!

Несмотря на свой гнев, Ваттан замялся, ибо у него не было с собой ничего, кроме копья.

— Поставь нож!.. такой… блестящий, — сказал Мышеед, вспомнив нож Колхоча. Прежде чем Ваттан успел ответить, молодой Ительмен выдвинулся вперёд и подал ему своё удивительное оружие.

— Вот нож! — сказал Ваттан, разглядывая странные начертания, вырезанные на лезвии.

— А у тебя что? — прибавил он уже без крика. Мысль о предстоящем поединке принесла бессознательное успокоение его чувствам.

— А я поставлю девку! — сказал Мышеед, выдвигая вперёд девчонку, которую только что укрощал ударами древка. Она посмотрела дико сперва на своего хозяина, потом на новых заступников и тотчас же снова съёжилась и втянула голову в плечи.

— Поставь всех женщин, — предложил Ваттан, крепче подтягивая пояс, — а я прибавлю двадцать оленьих шкур.

— Поди к чёрту со шкурами! — грубо возразил Мышеед, поднимая копьё кверху. — Подставляй бока, ты, болтун!..

При этом новом оскорблении Ваттан взял копьё наперевес и, не говоря ни слова, стремительно бросился на противника. Мышеед неподвижно стоял на месте, выставив своё копьё навстречу. Деревянный воротник его панциря, стянутый ремнями изнутри, поднялся дыбом вверх. На белой коже, облекавшей дерево, было нарисовано красной охрой большое солнце, пускавшее от себя крест-накрест четыре длинных луча. На четвероугольном щите, оклеенном кожей и пришитом ремешками к панцирю пониже воротника были нарисованы той же краской две человеческие фигуры, сражавшиеся копьями и стрельбой из лука. Одна из фигур была одета в панцирь, изображённый маленькими продольными полосками и снабжённый деревянным воротником и щитом. Рисунок имел в виду изобразить преимущество тяжёлого вооружения над лёгким, но можно было подумать, что он имел к виду именно поединок, происходивший теперь.

Ваттан, однако, не имел никакого намерения разбить своё копьё, подобно Мами, о твёрдый щит противника. Подбегая к Мышееду, он вдруг повернул копьё древком к земле и, опираясь на него, сделал такой огромный прыжок, что очутился за спиной противника. Панцирный воин повернулся на месте и опять подставил противнику копьё. Раздался резкий стук столкнувшегося дерева, потом копья разделились снова, отталкиваемые упругостью удара. Ещё несколько ударов было нанесено и отражено без всякого результата. Копьё Ваттана было короче, но гораздо толще, чем у противника, ибо в лесах у родной реки он заботливо подобрал себе древко по руке. Напротив, Мышееды на безлесной тундре не могли быть очень разборчивыми к качеству дерева. Это составляло важное преимущество, ибо отражение производилось чаще всего древком. Тяжёлое вооружение Мышееда, кроме того, не представляло большой выгоды при битве на копьях, ибо стесняло свободу движений. Оно соответствовало больше всего лучной стрельбе, при которой нужна была защита для тела, и возможность спокойно прицеливаться и посылать стрелу.

Битва продолжалась без перевеса в чью-либо сторону. Ваттан, с детства искусившийся во всех хитростях копийного боя, вился вокруг тяжело вооружённого противника, как волк вокруг росомахи, но Мышеед спокойно поворачивался во все стороны, подставляя противнику щит и конец копья. Слабые роговые наконечники требовали осторожности в нанесении ударов, чтобы не испортить лезвия, Ваттан всё высматривал слабое место в вооружении противника, какой-нибудь шов или щель, удобную для решительного удара, но броня была плотно стянута ремешками и представляла несокрушимую поверхность сзади и спереди. Наконец Ваттан в десятый раз бросился на противника и, поднимая копьё вверх, сделал новый прыжок, показывая вид, что хочет нанести навесный удар, через деревянную защиту ворота. Такие удары были возможны при удачном прыжке, особенно против малорослого противника, но огромный Мышеед возвышался на месте, как башня, и поразить его в голову можно было разве с высокого холма.

Тем не менее, чтобы отбить нападение, Мышеед тоже наставил копьё вверх, и левая его рука поднялась так высоко, что обнаружила вырез брони, проходивший под мышкой. Ваттан тотчас же опустил копьё и направил страшный удар в обнажённое место. Но Мышеед вовремя повернулся и подставил щит. Копьё с треском ударилось в твёрдую доску. Крепкий роговый наконечник, вываренный в тюленьем жиру и входивший на полторы пяди в гнездо древка, обмотанный поверх дерева сухожилиями оленьих ног, крепкими и тонкими, как проволока, вонзился в дерево щита с такой силой, что оно дало трещину на том самом месте, где приходился щит, принадлежавший панцирному воину нарисованной группы. Товарищи Ваттана испустили одобрительный крик, принимая такой удар за счастливое предзнаменование. Однако перевес был скорее на стороне Мышееда. Наконечник Ваттанова копья застрял в щите. Пользуясь этим, Мышеед нагнулся вперёд и, протянув своё длинное копьё, попытался достать незащищённую грудь противника. Ваттан сильно дёрнул своё копьё и отскочил в сторону: конец рогового лезвия хрустнул, и наконечник вышел из щита. Копьё Мышееда, однако, успело уколоть Ваттана в плечо и, прорезав одежду, нанести неглубокую, но чувстительную рану. Ваттан почувствовал, что тонкий мех его исподней рубахи смачивается кровью, вытекающей из разреза. Внезапно повернув своё копьё тупой стороной вперёд и действуя им как дубиной, он нанёс удар по копью противника вне всяких правил, но с такой силой, что наконечник его ткнулся в землю и жидкое древко сломалось пополам.