Джон Гай - Елизавета. Золотой век Англии

Допросы и перекрестные допросы защитников и свидетелей заняли куда больше времени, чем рассчитывал Хэттон, а потому летом и ранней осенью 1591 года он лишь изредка имел возможность информировать Елизавету о ходе процесса. Рассмотрение дела о тяжких преступлениях пуританских лидеров против государства даже было сочтено достаточным основанием для того, чтобы продолжить специальные заседания Звездной палаты в летний период, на который обычно приходился перерыв в ее сессиях. В середине августа Хэттону удалось нанести краткосрочный визит в Каудрей, где королева находилась в тот момент, однако последовать за ней в Портсмут или Элветхем он уже не смог. Вместо этого он послал ей подарок — ювелирное украшение в форме волынки, которое она носила «на воротнике почти не снимая, поминая Вашу светлость под именем ее барашка» [583] Letters from Sir Robert Cecil to Sir Christopher Hatton, 1590–1591. P. E. J. Hammer (ed.) // Camden Society, 5th Series, 22 (2003). P. 238, 246. . С прочими членами Тайного совета, путешествовавшими вместе с королевой, Хэттон поддерживал связь через письма, которые передавал с Робертом Сесилом [584] Letters from Sir Robert Cecil to Sir Christopher Hatton. Hammer (ed.). P. 206–209, 213–214. .

В конце концов победа в противостоянии с пуританскими лидерами ускользнула из рук Елизаветы. Доказательств масштабного тайного заговора пуритан отыскать так и не удалось, и к середине октября дело против Картрайта и его товарищей начало разваливаться. Произошло это не в последнюю очередь потому, что Хэттон, руководивший судебным процессом, к тому времени больше не в силах был бороться с диабетом, от которого страдал уже несколько лет. 20 ноября он умер в Или-Плейс по причине, которую Кэмден в своих «Анналах» (вероятно, вполне достоверно) описал как «истечение урины» [585] Camden. P. 458 (где указана неверная дата: 20 сентября); H. Nicolas. Memoirs of the Life and Times of Christopher Hatton, K. G. London, 1847. P. 495–498. . Всего лишь за несколько дней до этого Елизавета навещала Хэттона в его доме и лично кормила бульоном. Ему был всего 51 год.

11 декабря, после того как адвокаты обвиняемых обратились к суду с просьбой об освобождении своих подопечных из-под стражи под поручительство, Попхэм направил Бёрли конфиденциальную записку о ходе дела. Попхэм по-прежнему был уверен в своей победе: добытые им свидетельские показания, как он думал, подтверждали, что Картрайт и его друзья планировали «перетянуть людей» на свою сторону, а для Елизаветы это выражение звучало бы как ясное и недвусмысленное подстрекательство к мятежу [586] BL, Lansdowne MS68, fo. 43; Collinson. Elizabethan Puritan Movement, P. 427 (указана неверная дата: 12-е). Ноллис выразился метафорически: в Звездной палате смертный приговор быть вынесен не мог. .

Однако ставка королевского прокурора в этой игре не сыграла. В самом начале 1592 года судьи Звездной палаты приняли решение приостановить судебный процесс. 9 января сэр Фрэнсис Ноллис, родственник королевы и член Тайного совета, поддерживавший пуритан даже сильнее, чем Бёрли, и испытывавший все большее отвращение к происходившему на заседаниях суда, ни одного из которых он не пропустил, заявил, что дело закрывается за отсутствием доказательств, и уточнил, что в противном случае «Картрайт и его союзники давно бы уже висели в петле» [587] BL, Lansdowne MS66, fo. 150; Collinson. Elizabethan Puritan Movement. P. 427. . Восьмидесятилетний, давно страдавший от ухудшения зрения Ноллис мог похвастаться отменной толстокожестью — даже на его фамильном гербе красовался слон, — и его крайне мало заботило, достигнут его высказывания ушей королевы или нет [588] Мысли Ноллиса представлены в следующем документе: BL, Lansdowne MS68, fo. 190. .

Позднее Ноллис отправил Бёрли еще одно письмо, которым восполнил остававшиеся пробелы. Как пояснил Ноллис, незадолго до смерти Хэттона сэр Кристофер Рэй, главный судья Англии, человек, никогда не называвший себя другом пуританам, но всегда предпочитавший честную игру, раскритиковал действия лорд-канцлера в Звездной палате. Рэй призывал Хэттона оставить это дело либо «представить наконец хоть какие-то доказательства тому, что бунтарские деяния де-факто имели место быть», и в конце концов убедил других судей, что никаких оснований для обвинительного вердикта Хэттон не имеет [589] BL, Lansdowne MS68, fo. 97. . Наибольшее же презрение у Ноллиса вызвало то, что пуританам во главе с Картрайтом так и не было предъявлено никаких конкретных обвинений, и несмотря на это их бросили в темницу и все еще держали там на основании одних только подозрений.

Елизавета столкнулась с непростой дилеммой. Она хотела бы и дальше играть роль защитницы протестантской веры, но в то же время по-прежнему настаивала на том, что монархия дарована людям Господом. Случай Картрайта, однако, показал: выбор королеве делать придется. Елизавета понимала: стоит людям решить, что она подвергала сторонников Картрайта преследованиям лишь на основании личных предубеждений, и ее заверения в приверженности протестантизму станут звучать уже не так убедительно, как раньше, а потому решила снять с себя всякую ответственность за это дело. Когда Ноллис обратился к королеве с просьбой обсудить ситуацию конфиденциально, она с треском захлопнула дверь у него перед носом [590] BL, Lansdowne MS68, fo. 190. .

Хоть и не избежав некоторых трудностей, Бёрли все же сумел добиться от Звездной палаты освобождения заключенных под залог. Однако, пусть в этом деле королева и потерпела полное поражение, во многих других аспектах от процесса над Картрайтом она лишь выиграла. За несколько дней до освобождения пленников ушел из жизни главный судья Рэй, и на его место она назначила Попхэма, а в должности королевского прокурора Попхэма сменил еще один ярый противник пуритан, восходящая звезда юриспруденции — сэр Томас Эгертон. Уитгифт же с полнейшего одобрения королевы весьма жестоко обошелся с пуританами, проведя через парламент весной 1593 года закон [591] SR, IV, ii, P. 841–843; J. E. Neale. Elizabeth I and Her Parliaments. 2 vols.. London, 1969. II. P. 280–297. , согласно которому вплоть до конца правления Елизаветы всем протестантам, бойкотировавшим службы в приходских церквях на основании религиозных убеждений, создававшим нелегальные объединения «под знаменем религии или же ради отправления любых обрядов религиозного толка» или усомнившимся в законности королевской власти, грозило заключение под стражу, а после — изгнание из страны. Протестантские диссиденты отныне были приравнены к католикам, и обращаться с ними надлежало как с внутренними врагами государства. Картрайт, понимая, что новых преследований ему не избежать, вынужден был при тайном содействии Бёрли бежать в Гернси, где Уитгифт не смог бы до него добраться.

Теперь спасти репутацию Елизаветы как защитницы протестантской веры мог бы лишь «безумец» (по крайней мере, именно так в частной беседе выразился Бёрли). В разгар процесса над Картрайтом в Звездной палате некто Уильям Хэкет, неграмотный солодовник из Нортгемптоншира, который, как поговаривали, был не в себе, заявил, что является Иисусом Христом и что конец света не за горами. Ранее Хэкет был обращен в пуританство и, после того как «дрался со свирепейшими из львов в королевском зверинце в лондонском Тауэре и не был растерзан ими», стал считать себя реинкарнацией ветхозаветного пророка Даниила. Спустя неделю или около того Хэкет объявил себя «королем Европы». Он и двое его сообщников заявили о намерениях освободить из тюрьмы Картрайта, убить Уитгифта и свергнуть королеву с трона.