Константин Писаренко - Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры

Мещерский вскоре стал открыто осуждать политику Плеве. Информировал же его по части этой политики Зубатов, часто его посещавший и своими информациями дававший ему сильное оружие против Плеве, против которого у Зубатова накопилось много обид и за двойственность Плеве в отношении к его рабочим организациям, и за личное к нему, Зубатову, высокомерное отношение. Мало-помалу дом Мещерского обратился как бы в конспиративную квартиру заговора против министерства Плеве. Посещая ее, Зубатов и Витте в ней, однако, первоначально не встречались. Знакомство между ними произошло вовсе не неожиданно для Витте, как он уверяет, а при посредничестве того же Мещерского. Мещерский посоветовал Витте познакомиться с Зубатовым, и прием последнему у Витте был назначен через Мещерского. Я был все время в курсе всех этих закулисных маневров. Об них знал и Плеве. На этом в августе 1903 г. я уехал в отпуск за границу.

В сентябре, в Париже, до меня дошли два сенсационные известия. Первое сообщало об отставке Витте, точнее, о назначении его председателем Комитета министров… Изо второго я узнал об аресте и ссылке Зубатова… Я пошел к Витте и застал его в таком состоянии обиды, раздражения, даже злобы за полученное им “почетное” назначение, что он даже не пытался их скрывать… Он сразу излил все чувства, выставляя объектом их Плеве, как виновника направленной на него немилости царя… причем в рассуждения о Плеве стали вплетаться указания на Николая II, своим лживым и тираническим характером делавшего невозможным всякую иную политику. А затем речь Витте, облеченная в форму двусмысленных намеков, приняла такой смысл: у директора департамента полиции, ведь, в сущности находится в руках жизнь и смерть всякого, в том числе и царя. Так нельзя ли дать какой-нибудь террористической организации возможность покончить с ним. Престол достанется его брату (тогда еще сына у Николая II не было), у которого я, С.Ю. Витте, пользуюсь фавором и перед которым могу оказать протекцию и тебе…

При возвращении моем из-за границы в Петербург “загадочная связь” между судьбами Витте и Зубатова разъяснилась. От моих сослуживцев, и, главным образом, от Плеве, я узнал следующее. Заговор против него на квартире Мещерского созрел настолько, что тремя конспираторами, уже начавшими собираться вместе для общих совещаний, было окончательно решено свергнуть его и на его место водворить самого С.Ю. Витте… Для проведения этой политической комбинации был избран и начал приводиться в исполнение такой план: Зубатов составил письмо, как бы написанное одним верноподданным к другому и как бы попавшее к Зубатову путем перлюстрации. В нем в горячих выражениях осуждалась политика Плеве, говорилось, что Плеве обманывает царя и подрывает в народе веру в него, говорилось также о том, что только Витте по своему таланту и преданности лично Николаю II способен повести политику, которая оградила бы его от бед и придала бы блеск его царствованию.

Это письмо Мещерский должен был передать Николаю II, как голос народа, и убедить его последовать пути, этим голосом указываемому. Но этому плану не было суждено осуществиться. Зубатов допустил крупную оплошноть, он посвятил в него своего друга, а ранее секретного агента, Гуровича, прежнего революционера, известного по кружку “Начала”. Гурович же тотчас отправился к Плеве, под предлогом необходимости исключительно важного сообщения добился приема, разоблачил весь заговор и даже представил копию сфабрикованного Зубатовым письма. Плеве в день следующего же очередного доклада, в Петергофе, где Николай II в то время находился, доложил ему, какими интригами занимается его министр финансов. Это было в четверг, а в пятницу министр финансов покинул свой пост. Зубатов был смещен и выслан из Петербурга. Все это, повторяю, мне лично рассказывал Плеве, объяснив, что во избежание нежелательных для правительства огласки и скандала он вынужден был связать наложенную на Зубатова кару с политикой последнего в рабочем вопросе».

Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний. М.-Пг. 1923. С. 71—75.

Из журнала заседаний экстренного съезда горнопромышленников Урала, 1904 год

«Заседание третье, 2 июня 1904 г.

…Затем, в виду отказа Уполномоченных, избранных на XII съезде горнопромышленников Урала, от полномочий XII съезда, экстренный съезд, с разрешения председателя съезда, приступил к избранию нового состава Уполномоченных, на случай, если избрание это (в программе съезда не указанное) будет г[осподином] министром земледелия и государственных имуществ признано действительным. Закрытой баллотировкой кандидатов, предложенных по запискам, избраны следующие лица: А.О. Жонес-Спонвилъ (10 избир[ательных] шаров), В.В. Желватых (10 избират[ельных]), Ю.П. Гужон (10 избират[ельных]), В.Г. Дружинин (10 избират[ельных]), М.Е. Филипченко (9 избират[ельных] и 1 неизб[ирательный]), барон Д.Г. Гинцбург (8 избират[ельных] и 2 неизбират[ельных]), В.В. Гаврилюк (8 избират[ельных] и 2 неизбират[ельных]) и А.П. Матвеев (8 избират[ельных] и 2 неизбират[ельных]).

Съезд постановил, просить г[осподина] министра временно признать избранных лиц Уполномоченными Съезда горнопромышленников Урала, с тем, чтобы в случае утверждения Его Высокопревосходительством проекта нового ІІоложения о Съездах, те же лица были признаны членами Совета Съезда».

Труды экстренного съезда уральских горнопромышленников, бывшего 28 мая – 2 июня 1904 года в Санкт-Петербурге. СПб., 1904. С. 48, 53, 54.

Из воспоминаний Леонида Борисовича Красина

«В те времена… считалось признаком хорошего тона в более или менее радикальных и либеральных кругах давать деньги на революционные партии… Достаточно сказать, что С.Т. Морозов, крупный московский фабрикант, регулярно вносил в распоряжение нашего Центрального комитета по тогдашним временам довольно крупные суммы и последний взнос был мною лично получен от С.Т. за два дня до его трагической смерти.

Он застрелился в Каннах. Я заехал к С.Т. в Виши, возвращаясь с лондонского III съезда в 1905 году, застал его в очень подавленном состоянии в момент отъезда на Ривьеру, а через два дня, возвращаясь нелегально из Берна в Россию, в поезде прочел известие о его самоубийстве.

С.Т. Морозов оставил после своей смерти страховой полис, большая часть суммы которого душеприказчиками С.Т., по его указаниям, сделанным задолго до смерти, была передана также в распоряжение нашего ЦК».

Красин Л.Б. Дела давно минувших дней. М. – Л., 1931. С. 85, 86.

Из воспоминаний Дмитрия Адамовича Олсуфьева, члена Государственного Совета от Саратовской губернии, одного из основателей партии октябристов

«Москвичам того времени (1905 г.) памятно, что когда хоронили в Москве прах Морозова, перевезенный с Ривьеры, по Москве ходила легенда, о ней писалось даже в “Нов[ом] Времени”, что хоронят пустой гроб, а что сам Морозов, объявив себя покойником, скрылся в Америку от преследований революционеров. То была, конечно, легенда; ибо от прямых свидетелей очевидцев смерти Саввы Тимофеевича знаю, что он действительно застрелился на Ривьере, как о том тогда же сообщали газеты, а недавно подтвердил и Красин…