Павел Брянцев - Литовское государство [От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке] [litres]

Польское дворянство и католическое духовенство лишь только заметили, что уния крепко утвердилась в западнорусских областях Речи Посполитой, или, говоря определеннее, в епархиях: Львовской, Галицкой и Каменец-Подольской, как немедленно приступили к обращению в католичество последователей сего исповедания. Деятельность свою они начали при Августе III с того именно времени, как увидели, что постановления Замостского собора уже вошли в практику в униатской церкви и достаточно привились в ней и таким образом желанное сближение униатской церкви с латинскою фактически совершилось.

Приступивши к обращению униатов в католичество, польское дворянство и католическое духовенство употребляли при сем те же самые грубые и жестокие меры, какие употреблялись и для совращения православных в унию; как там, так и здесь они совершали наезды на униатские церкви и монастыри, наносили побои духовным лицам, требовали с них барщины, захватывали и отчуждали церковные и монастырские земли и т. п.; как там, так и здесь польское дворянство и католическое духовенство вмешивались в церковное униатское управление, разверстывали по своему желанию приходы, налагали на священников запрещения исполнять требы и входить в церковь, не допускали строить церкви и праздновать в них храмовые праздники. Но, впрочем, нужно сказать, что в поступках польского дворянства и католического духовенства, направленных против униатов, проявлялось гораздо менее ненависти и жестокости, чем в отношении к православным; но зато в них постоянно просвечивалась другая сторона – презрение, насмешка и разного рода издевательства. Задумавши обратить униатов в католичество, польское дворянство и католическое духовенство при достижении этой цели постоянно употребляли вышеозначенные приемы, особенно по отношению к униатскому духовенству. И паны, и ксендзы никогда не упускали случая унизить униатских духовных лиц, поставить их в самое невыгодное положение, дать им почувствовать, что хотя их и терпят в Речи Посполитой, но тем не менее уния составляет вероисповедание низшего разбора, что она не более как холопская вера и что они, паны и ксендзы, имеют право шутить и насмехаться над ними. Так, например, существует жалоба униатского священника Мартышевича, из которой ясно видны вышеприведенные черты отношения панов к униатскому духовенству. Из этой жалобы, между прочим, видно: протоиерей села Каменец Мартышевич отправился в другое село Должок. Проходя по улице мимо дома знатного пана, скарбника подольского, Иосифа Лянкоронского, протоиерей Мартышевич был остановлен сим последним и любезно приглашен в дом. У Лянкоронского в это время были гости, которым хозяин и решился доставить развлечение за счет униатского «попа». Лишь только Мартышевич вошел в комнату Лянкоронского, как ему сейчас предложили выпить рюмку водки; протоиерей отказался пить, объясняя, что ему сейчас нужно будет служить обедню, а потому не следует ничего вкушать до принятия Святых Даров. Лянкоронский в ответ на это обнажил саблю и, подставляя ее к самому горлу Мартышевича, закричал: «Пей, а то горло перережу!» Вслед за тем он приказал одному из своих слуг насильно лить водку и мед в горло священнику, а в случае сопротивления награждать побоями. Опьяневшего священника Лянкоронский приказал своим слугам отвести в шинок, напоить вторично и выпустить только тогда, когда он будет совершенно в нетрезвом виде.

Другой пан допустил еврея-арендатора наносить публично побои униатскому священнику в церковной ограде; иные, пользуясь нерасположением крестьян к унии, забавлялись тем, что отдавали униатских священников на поругание своим слугам: так, например, пан Аксак, преследуя униатского священника в своем селе, приказал его бить и таскать за волосы крестьянам, что они исполняли «из врожденной злости и ненависти к унии»; когда же священник заявил о том, что он не зависит от помещика, а подсуден только своему епископу, то Аксак ответил: «Я здесь епископ и владыка, как совершу над тобою освящение, то с места не встанешь».

Совращением униатов в латинство больше всего занимались ксендзы и католические монахи. Пропагандируя католичество среди униатов, те и другие выставляли его исповеданием господствующим, благородным, панским; унию же – учением невежественным, мужицким, презренным, свойственным неблагородной русской породе людей. «Бог сотворил попа для холопа, а плебана (ксендза) для пана», – говорил публично один ксендз. Более усердные ксендзы заходили еще дальше в благочестивом рвении, утверждая, что уния не более как ересь, сравнивали ее с нехристианскими исповеданиями, обзывали «собачьею верою». «Всякий русак собака, вера их – собачья вера!» – проповедовал каноник Коссовский пред русскою униатскою громадою в селе Яслишках. В г. Жолкви ксендз Квяткевич, заметивши однажды католический крестный ход, направлявшийся из костела в униатскую церковь Св. Троицы, остановил его и громко закричал: «Зачем вы идете к этим схизматикам, на которых и смотреть-то совестно» [336]. В селе Тысьменчанах ксендз Томицкий среди многочисленного собрания народа издевался над обрядами униатской церкви, утверждая, между прочим, «что униатское церковное пение похоже на вой собак». Иезуиты в проповедях утверждали, что обряды униатской церкви достойны осмеяния, что ее учение хуже веры турецкой, еврейской и лютеранской, что никто из последователей ее не может быть спасен, что церкви униатские хуже синагог. Но особенно ревностно преследовал насмешками все обряды и таинства униатской церкви, при обращении униатов в католичество, ксендз Цвейнарский; он, между прочим, публично доказывал, что униатские священники «не крестят детей, а лишь оскверняют».

По свидетельству современников, как это видно из сохранившихся актов того времени, насмешки и презрение, которыми наделяли униатов, особенно сильно развиты были в школах и имели решительное влияние на учеников; в документах того времени встречаются многочисленные примеры того, что мальчики-униаты, подвергаясь постоянным насмешкам со стороны учителей и сотоварищей, не были в состоянии вынести их и только спасались переходом в католичество. Ксендзы, желая тем же оружием действовать и на взрослых, не ограничивались порицанием унии на словах, в речах и проповедях; они старались представить наглядные доказательства зависимости униатской церкви, ее второстепенного положения и неблагородного значения; так, между прочим, установился повсеместно обычай, в силу которого ксендзы запрещали в униатских церквах звонить в колокола в день Св. Пасхи, в случае если она приходилась раньше католической и совпадала с последними неделями поста у католиков; если униатский священник не повиновался этому запрещению, то ему приходилось испытывать довольно крутые меры преследования со стороны ксендзов; так, например, один приходской священник в наказание за то, что приказал звонить во время всенощной на Св. Пасху, был арестован жившими в одном с ним местечке доминиканцами; вместо тюрьмы его посадили в склеп костельный и продержали там всю ночь среди гробов и покойников. Если при исполнении какого-нибудь церковного обряда сходились вместе католические и униатские священники, то первые держали себя гордо и неприступно по отношению ко вторым и старались избегать их общества; так, имеются сведения о том, что несколько униатских священников было приглашено для участия в погребальной процессии в кармелитский монастырь; после совершения обряда католическое духовенство было приглашено к обеду в монастырскую столовую, униатским же священникам монахи выслали закусить в конюшню.