Луи Буссенар - Избранные произведения. I том [Компиляция]

— Передо мной снова оживает эта кровавая битва, которой закончилась экспедиция: капитан пиратов, один посреди огромной залы с коралловыми сводами, отливающими кровью при ярком блеске электрических фонарей… Вот он поднял карабин… целится в дощечку из толстого стекла, прикрепленную в глубине грота, и восклицает громовым голосом: «Вот где могила бандитов моря!» Раздался оглушительный выстрел… Стекло разлетелось вдребезги. Вода хлынула в грот, поглощая убитых и раненых, друзей и врагов. Затем звуки рожка… Отступление… Да, отступление после победы…

— Однако, Фрике, ты смущен, дрожишь… Почему? Разбойников уничтожили. Андре стал другом командира, ты — моим, и все остались довольны. Правду сказать, тяжелая досталась вам обоим работа, особенно если учесть, что на военном корабле вы были простыми пассажирами. Без вас не одержать бы нам победы!

— Да я нисколько не смущен, это тебе просто показалось, а все же меня сильно беспокоит одно обстоятельство, и скрывать его я не буду; меня томит предчувствие, что враги наши не погибли. Шайка бандитов моря очень многочисленна, организация ее хорошо продумана, и мне просто не верится, что она уничтожена без следа.

— Как не верится? Неужели ты думаешь, что этот проклятый корабль, способный в одно мгновение ока превратиться в бот или простую шхуну, приводимый в движение не паром, а какой-то чудодейственной машиной, скрывавший свою артиллерию, как какой-нибудь жалкий торговец треской, — это дьявольское изобретение не поглотила морская пучина?

— Потонуть-то он потонул. Но было ли это следствием порчи? Сомнительно что-то. Кто может поручиться, что это чудо современного кораблестроительного искусства не было способно превратиться во что-нибудь новое, например в подводный корабль?.. Повторяю, кто может поручиться, что из морской пучины он не выплыл еще более крепким, еще более способным противостоять всякой опасности и по-прежнему не рассекает волн морских?

— Все возможно. Но все-таки старый мошенник, глава всей шайки, живший в Париже чуть не по-королевски и бросившийся в водосточную трубу, убегая от преследований полиции, вознамерившейся посадить его в тюрьму за все проделки, — этот-то уж наверняка погиб!

— Да, говорят, что после грозы в водосточной трубе, соединенной с домом, в котором жил этот предполагаемый главарь бандитов, был найден труп с лицом, изъеденным крысами и ставшим неузнаваемым. Ты думаешь, это был он?

— Гром и молния! Пожалуй, ты прав! Но тогда, если это была ошибка, нам придется все начинать сначала.

— Без сомнения, и вдобавок при неблагоприятных обстоятельствах: сейчас мы в самом плачевном положении. Бедность-то наша — еще куда ни шло, но мы теперь не одни.

— Да, есть еще милый ребенок. Бедная малютка!..

— Ты не забыл ее?

— Что ты! — воскликнул Пьер де Галь. — Мне позабыть это милое существо! Она стоит передо мной, как живая, с длинными белокурыми косами и голубыми, как это дивное небо, глазами… У меня в ушах и сейчас звучит милый голос, тихо нашептывающий слова утешения: «Мой милый Пьер, да ведь вы тоскуете по морю, ступайте туда и поскорее возвращайтесь назад. Мне будет тяжело расстаться с вами, мне будет очень скучно без вас, но я буду писать вам. Для моряка тоска по океану то же, что для нас тоска по родине. Я понимаю, я чувствую вашу тоску, недаром я дочь моряка»… Ах! Музыка такая мне приятнее шума волн и команды на море, она нежит мой слух и живет вот здесь! — закончил Пьер, ударяя могучим кулаком в грудь.

— Дочь моряка, — печально ответил парижанин, — она глубоко убеждена, что отец ее был честным человеком, вполне достойным имени моряка, и не ведает, что он затоптал это имя в грязь, сделавшись пиратом. Она! Мэдж! Дочь Флаксхана, главаря бандитов моря! Хорошо еще, что только мы знаем эту ужасную тайну и никогда не выдадим ее. Наша маленькая Мэдж будет счастлива.

— Отец ее умер, раскаявшись. Вина его прощена. Ты прав: малышка будет счастлива…

— Да, забота об ее счастье тяжелым гнетом лежит у меня на сердце. Чем больше я думаю об этом, тем неестественнее мне кажутся все последние несчастья. Господин Андре разорен, доктор тоже, у командира осталось только его жалованье, на которое он должен содержать мать и сестру. И все это случилось меньше чем за два года. Господин Андре, желая поправить свое расстроенное состояние и оставить что-нибудь своей приемной дочери, организовал на последние средства компанию «плантаторов-путешественников» в Суматре. Мы встретились с ним перед отъездом, он пригласил меня — я согласился; ты был тогда в Тулоне, куда тебя вызвали, и мы отправились в обществе доктора. Поначалу все шло хорошо; но потом мы поплыли в Макао искать работников. И эта прогулка при совершенно ясной погоде сводит нас с бандитами моря; на нас нападают, грабят и вдобавок запирают. У нас отняты все возможности к действию, и мы втроем, третий чуть не дитя, сидим сложа руки на неизвестном подводном рифе, недалеко от берегов Новой Гвинеи.

— Уж не думаешь ли ты, — смущенно возразил Пьер, — что последнее наше несчастье — дело рук наших врагов?

— А почему бы и нет?

— Мы теряем время по пустякам; пора наконец взять реванш. Нам необходимо во что бы то ни стало и как можно скорее возобновить наше прерванное плавание, добраться до цивилизованных стран, бороться, активно бороться с несчастьями…

Пробыв на пустынном острове до полудня, путешественники спустили пирогу на воду и, захватив с собой про запас черепах, вскоре оставили далеко за собой коралловый риф, кратковременное пребывание на котором пробудило в них так много дорогих, полных драматизма воспоминаний.

Четыре дня они плыли, не встретив на своем пути ничего, кроме нескольких больших земель, отделенных от них группой островов, принимаемых Фрике за острова Д’Антркасто. Там обитали чернокожие, столь же гостеприимные, судя по проклятиям и угрожающим жестам в адрес пироги французов, как и жители острова Вудларк.

Высадиться на берег было невозможно, что изрядно огорчало Пьера, которому хотелось отдохнуть на земле, а главное, полакомиться чем-нибудь более питательным, чем дрянь, захваченная на скорую руку.

К Фрике снова вернулась обычная веселость, и он, позабыв невзгоды, бесцеремонно потешался над самим собой и над товарищами.

— Мой начальник Пьер, — говорил он, — сильно занят своим желудком. Пускай он подождет немного, и его угостят, как в самом лучшем бульварном ресторане.

— Гм! — злился добродушный моряк. — Бульвары! Ох, как далеко они от нас. А ты с такой охотой поглощаешь эту дрянь, как будто она приготовлена из самой лучшей пшеничной муки…

— Дрянь? Вот как?! — перебил его Фрике. — Дрянь! Эти кокосы, бананы… Да я у тетушки Шеве не видал ничего подобного! Молчи, бездельник! Сразу видно, что в течение пятнадцати лет ты ни разу не умирал с голода.