Луи Буссенар - Избранные произведения. I том [Компиляция]

Но страна эта населена еще не так, как требуют ее пространства. Только в восточной части, где жителей больше, расцветают замечательные города, неслыханная роскошь которых идет рука об руку с утонченной цивилизацией. За исключением некоторых пунктов на южном и юго-западном берегах, где колонизация также движется гигантскими шагами, остальное пространство Австралии — можно сказать, две ее трети — пустыня.

Там есть районы размером в две Франции, пока совершенно не исследованные! Встречаются каменистые, песчаные или зеленые пустыни; великолепные, странные и бесплодные леса; чудесные, сказочные, полные цветов уголки и пугающе бесплодные районы, в которых даже туземцы не могут жить!

Это край странностей и парадоксов, где наши устойчивые привычки ежеминутно опрокидываются ни на что не похожей природой.

Что же вызвало у молодых людей возглас удивления и восхищения? Они только что взошли на гребень прекрасных лесистых гор, на вершине которых росли лишь кусты да исполинские травы.

— Да это настоящая сине-голубая симфония! — вскрикнул Тотор, указывая широким движением руки на необозримую равнину, реки, леса и луга.

Действительно, под ногами колыхалась нежно-голубая трава, совсем прямая, с серыми метелками. Этот сочный злак, кстати любимый корм овец, так и называют синей травой ( blue grass ). Цветовую гамму усиливали камедные деревья, blue gum, висячие листья которых издавали сильный аромат, истекая светло-лазоревым густым соком. Виднелись также кроны blue wood с копьевидными сизыми листьями, с изнанки отливавшими серебром. Подальше — древовидные злаки с оловянно-синими стеблями, бледно-розовыми цветами, источавшими легкий аромат розы. Они соседствовали с дикими индиго — цветы казались роем мелких голубых бабочек. Кое-где красовались деревья герани, исполинские ирисы аметистового оттенка. Листья их, отливая сталью, торчали, как поднятые сабли.

Дальше все сливалось в неоглядную лазурь, тут и там прорезанную резкой синевой рек; вдали тонкая дымка становилась у горизонта неотличима от небесной голубизны.

— Что за странный пейзаж! — сказал Меринос, вытирая вспотевшее лицо под странноватым здесь цилиндром. — Неужели вся Австралия такая?

— Конечно нет; только некоторые области, хотя, по правде говоря, голубой оттенок преобладает всегда там, где есть зеленая растительность.

— А причина?

— Климат, вода, почва… Кто его знает! Но довольно. Осмотримся и постараемся найти или жилье, или дорогу на восток, к поселениям.

— К каким?

— Ближайший город, вероятно, Ребурн.

— Далеко?

— Думаю, километрах в трехстах… если только дерево не слишком отнесло нас в ту ночь, когда мы оказались в воде. Кажется, это река Де Грей-Ривер [129] Де Грей-Ривер — река в западной части Австралии. В жаркое время года пересыхает, превращаясь в цепь озер. , но я не слишком уверен.

— Так ты знаешь географию?

— Немного. Но достаточно, чтобы дать солидную промашку.

— Все же, наверное, ты прав, это и есть Де Грей-Ривер!

— Помнится, она описывает гигантское кольцо, как и эта река, которая течет с юга на северо-восток, потом отклоняется на север и в конце концов поворачивает на запад. А Ребурн должен находиться в трехстах километрах от ее устья.

— Достаточно! Давай спустимся на равнину и, ориентируясь по солнцу, постараемся отыскать этот город… Дней через двенадцать доберемся до цивилизации.

— Проект, кажется, разумный. Устроим лагерь пониже, дождемся ночи, поспим, а завтра утром отправимся в путь.

Быстрый спуск, стоянка среди трав, обильный ужин, чудесная ночь, крепкий сон — все прекрасно. На заре легкий завтрак и снова в путь.

Трудный переход до полудня. Все более душил зной, пекло солнце и обжигал воздух. Туфли Мериноса трещали по всем швам. Брюки его, уже повидавшие виды, обтрепались снизу, а белье приобрело неожиданно красивую буланую масть [130] Буланая масть лошадей — светло-желтая. .

Измученные молодые люди наконец упали к подножию громадных деревьев из породы тех австралийских пробковых дубов, которые особенно широки у основания.

Путники обглодали косточки черного лебедя, хотя мясо уже начало припахивать. Несмотря на свою выдержку, Тотор больше не пытался шутить. Меринос бормотал что-то печальное; оба заснули, чувствуя себя совсем разбитыми и измученными.

Их разбудил ужасный грохот. Неслыханное зрелище предстало перед ними. Повсюду деревья будто ожили и закружились в бешеном танце. Ветви-руки в немом отчаянии трепетали, качались, взлетали ввысь, хлестали воздух… Стволы гнулись с треском терзаемой древесины, — какие-то чудовищные, невидимые силы закручивали их в спираль. Через несколько секунд вращательное движение повторялось в обратном направлении, сбрасывало кору и рвало древесную ткань с треском перестрелки. И в то же время — ни малейшего ветерка. Воздух был абсолютно спокоен, а знойное солнце палило нещадно.

Молодые люди вскрикнули, им показалось, что не только древесная, но и земная кора кружится под их ногами. Вскочив, оба также попали под власть центробежной силы — она закрутила и отбросила их в сторону метров на пять-шесть.

Наконец они почувствовали, что почва задышала с новой силой, словно собираясь расколоться, а толчки стали сопровождаться ужасной подземной канонадой. Это длилось секунд пятьдесят или шестьдесят, всего одну нескончаемую, трагическую минуту, когда казалось, что все проваливается в тартарары.

Как конькобежцы-новички, они вытягивали вперед руки, ошеломленно всматриваясь в окружающее и балансируя на земле, которая вдруг вновь стала твердой. Надолго ли?

— Похоже, что природа взбесилась, синий черт побери эту синюшную природу! — энергично выразился парижанин.

— Да уж, — откликнулся Меринос, — это землетрясение выдающееся, как у нас в Америке говорят.

— Голова еще кружится. Мне дурно… Забавно все же, что дрожит-то земля, а получается — морская болезнь!

Молодые люди посмотрели на еще трепещущие деревья, из которых многие были настоящими исполинами, и Тотор добавил:

— Ну и вид! Ветви перепутаны, кора болтается, как парус…

— А погляди, какие громадины! Они похожи на секвойи, наши родные исполины. Настоящие небоскребы! Еще немного, и они бы рухнули, раздавив нас, как майских жуков.

— Будем надеяться, что этого уже не случится…

— Да, слава Богу, все кончено…

Но не успел янки договорить, как тишину, наступившую после грохота природного бедствия, прорезал рев водопада.

Мощный порыв ветра донесся со стороны близкой реки, как будто нечто могучее, неотвратимое, отталкивало слои перегретого воздуха.

Это была мчавшаяся со скоростью галопирующей лошади громадная волна. Пенясь, начисто приминая траву, брызгая на деревья, она хлынула в долину.