Луи Буссенар - Избранные произведения. I том [Компиляция]

Буало был прав. Не прошло еще и шести месяцев, как он в угоду своей фантазии скитался по Южной Америке, но его парижский темперамент так быстро освоился с этой жизнью, полной приключений, что, приобретая с каждым днем все более полные познания о людях и жизни в этих странах, он сделайся действительно бесподобным наблюдателем.

Не прошло еще и получаса со времени их отъезда из ранчо, когда он вдруг обратился к своему спутнику:

— Смотрите, мой дорогой матрос, видите эту помятую траву?

— Я ничего решительно не вижу!

— Черт возьми, да вы что, ослепли, что ли? Этот негодяй, как видно, торопится заставить нас расплатиться с ним за его гостеприимство! И какие шаги! Он бежал, как мустанг, огромными скачками! Видно, наше оружие очень прельщает его! Да и немудрено: ружье стоимостью сорок луидоров, пара никелированных револьверов Смита и Вессона — все это недурные игрушки, и весьма дорогие.

— Так вы в самом деле думаете, что он нападет на нас и попытается отправить нас с вами ad patres (к праотцам) только с целью грабежа?

— Именно так, друг мой! Если бы вы знали гаучо, то знали бы также, что он способен на всякое самопожертвование до тех пор, пока вы под его кровом или находитесь в его обществе! Но как только вы перешагнули за порог или хоть на короткое время прервали с ним сношение, гаучо сразу становится чуждым для вас и чаще даже враждебным! Его алчные инстинкты, подавляемые в нем благородными традициями гостеприимства, вдруг берут верх, и он снова становится алчным и беспощадным, жадным до всего, что блестит или дорого стоит! Ага, след исчезает… Только меня этим не проведешь: это старая шутка… Он сделан несколько громадных прыжков и затем вернулся назад, сделав несколько петель, как заяц, желающий сбить со следа охотника, и наконец притаился где-нибудь за кустом… Знаю я эти уловки гаучо. Ну да! Видите там этот лист масличного дерева, из которого сочится сок, точно алмазная капля?

— Да, вижу!

— Ну так осмотритесь хорошенько по сторонам, а я на секунду сойду с коня… Да, я был прав! Этот дуралей не догадался даже снять своих шпор и одной из них задел этот лист, прорезав его, отчего из него теперь сочится сок… Теперь я нашел след!

— Черт побери! Ну вы даете! — воскликнул Фрике в восхищении.

— Да… Он не так глуп, как я считал, этот гаучо. Он не думал, что я нападу на его след, и потому не принимал некоторых обычных предосторожностей, но он тихонько прокрался за своим конем, который пасется там в стороне, на свободе… То-то я был вначале удивлен, что гаучо пустился пешим в такое дело. Вот почему он не снял свои шпоры. Затем наш хитрец попытался запутать след своего коня в следах, оставленных другими лошадьми на этой дороге. Но меня и на этом не проведешь. Вот след его коня! Внутренний край левой передней ноги у нее слегка сбит, так как отколото копыто… Теперь я прослежу его хоть до самых Кордильер!

— Но каким образом вы смогли угадать, что это его след? — спросил Фрике.

— Посмотрите внимательно на этот след и сравните с другими следами пасущихся коней!

— Ах да! Соображаю! Конь под ним ступает тяжелее: на нем есть всадник; его след глубже, чем след остальных лошадей!

— Молодец! У вас есть смекалка и верный глаз… Вы подаете большие надежды!.. Но надо уметь еще пользоваться как следует своими природными способностями… На этот раз я надеюсь, что нам удастся избежать засад и западней этих гостеприимных, но алчных разбойников. Я отвезу вас к моему приятелю Тэуота-Паэ, вождю индейцев… Его территория как раз у нас на пути, по которому мы должны следовать, чтобы добраться до Сантьяго.

— Но ведь это сильно отклонит вас от выбранной дороги! — заметил Фрике.

— У меня нет заранее определенного пути, я направляюсь туда, куда мне придет фантазия ехать туда или сюда, мне решительно все равно! — добавил молодой человек низким, грудным голосом и таким тоном, который резко противоречил его обычному веселому настроению. — Стоп! — вдруг воскликнул Буало. — Так и есть… Стойте, говорят вам, не то вы позволите этому негодяю влепить мне прямо в лицо весь заряд его дурацкого трамбона!

Фрике натянул повод, приподнялся на стременах, посмотрел направо и налево, ничего не видя, и вдруг, наморщив нос, воскликнул:

— A-а, теперь я его вижу он там всего в каких-нибудь двухстах шагах. Солнце играет на дуле его ружья. Что же мы станем делать? Ведь становится отвратительно все-таки убивать… Что, если мы пустим наших коней вскачь карьером?.. Во весь опор, знаете! Так как он один, а нас двое, то нельзя признать за трусость наше бегство… Кроме того, чтобы пощадить жизнь человека, даже такого, который весь-то четырех су не стоит, можно поступиться самолюбием!..

— Вы правы. Фрике, вы славный и сердечный юноша! — сказал Буало. — Таково было и мое намерение! — И, дав шпоры своему скакуну, он громким голосом крикнул: «В атаку!» — и кони торпильи, выдрессированные, как кавалерийский взвод, рванулись вперед.

Подобно урагану маленький отряд понесся вперед. В двадцати шагах перед ними стоял неподвижно гаучо, словно статуя, держа ружье наготове, скрытый тонкой завесой высоких трав. Показался едва видный голубоватый дымок: курок щелкнул, но ружье не выстрелило, дав осечку.

Буало громко расхохотался, но тотчас же сдержался.

— Подымите коня на дыбы! — крикнул он Фрике.

Но было уже поздно. Натянутое над землей на высоте около полутора метров лассо перерезало путь. Крепкий кожаный ремень, привязанный к двум деревьям, представлял собой невидимый низкий барьер, о который запнулась лошадь мальчугана.

Споткнувшаяся лошадь и ее всадник тяжело повалились на землю, и бедное животное не могло больше подняться: оно сломало ногу. К довершению бед, Фрике был придавлен конем и не мог высвободиться из-под него.

Все это разыгралось как раз в тот момент, когда Буало благополучно и легко взял препятствие и едва успел заметить второе лассо, пушенное на него привычной рукой гаучо. Петля обхватила его на скаку, болезненно сдавила ему руку, сорвала с седла и кинула на землю. Затем гаучо всадил в бока своего коня шпоры и что есть мочи поскакал прочь, увлекая за собой связанного лассо молодого человека, как приговоренного к смерти преступника.

Этот степной бандит прекрасно все рассчитал: не полагаясь на свое дрянное ружье, он протянул лассо поперек дороги, рассчитывая таким образом выбить из седла хоть одного из двух всадников.

Мы уже видели Буало в схватке с мясником. Молодой человек обладал наряду с силой атлета необычайным, можно сказать, спокойствием и хладнокровием. Неподражаемое самообладание и ясность духа никогда не покидали его. Пытаться сопротивляться тянувшему его за собой коню гаучо было бы безумием, и потому он не стал даже и пробовать, а, напрягши изо всей силы свои мощные мускулы, несколько ослабил натяжение лассо и воспользовался этим, чтобы вытащить из-за голенища сапога свой большой охотничий нож.