Луи Буссенар - Избранные произведения. III том [компиляция]

К примеру, в очаг бросали хворост и солому, подвешивали упрямца на крюк для котла, разводили огонь и начинали безжалостно поджаривать несчастного. Подобную пытку не в силах вынести ни один человек, и жертвы, издавая душераздирающие вопли, выдавали все свои секреты. Горе тому, кто оказывался выносливым. Его не просто поджаривали, а убивали — не спасало и запоздалое признание. Строптивым — смерть, медленная смерть, наступавшая после изощренных пыток, одна лишь мысль о которых заставляла содрогаться тех, кто читал душераздирающую историю этих мучеников.

Нависший над равниной ужас с наступлением темноты охватывал души и состоятельных граждан, и самых последних бедняков, не уверенных в завтрашнем дне. От Этампа до Утарвиля, Оржера, Пате, Нёвиль-о-Буа, Питивье, Ольне-ла-Ривьер, Шамотана и долины Жюин, то есть в округе, простиравшейся на двадцать лье в длину и пятнадцать в ширину, каждую ночь случались либо грабежи, либо пожары, и каждую неделю кого-нибудь или убивали, или пытали огнем. Слухи о разбойных нападениях, жестокостью своей превосходивших любое воображение, держали местных жителей в постоянном страхе. Люди жили, думая лишь об одном — банда Фэнфэна! Фэнфэн — имя это было у всех на устах, все с трепетом задавали друг другу единственный вопрос — где сейчас бандиты? Фэнфэн был хуже спорыньи, страшнее дьявола. Этот злой гений вверг в настоящее безумие население целой провинции, а так как регулярной армией в округе и не пахло, то он мог беспрепятственно выбирать жертвы и устилал свой путь дымящимися развалинами и изуродованными трупами. Люди прятали все, что могло вызвать алчность бандитов, прикидывались нищими, одевались в лохмотья, не доверяли никому, боялись собственной тени.

Но вернемся к Жану де Монвилю. Слова, прозвучавшие во тьме, смех и свист, окружившие юношу люди — все это не оставляло сомнений: он попал в засаду. Невзирая на нависшую опасность, Жан испытал скорее гнев, нежели страх. Как все настоящие влюбленные, молодой человек, повинуясь стихийному велению души, скрывал свои чувства и сейчас был взбешен тем, что незнакомцы шпионили за ним во время тайного свидания. Разбойники, кроясь в сумрачном лесу, подло выследили его и наблюдали, как он разговаривал с Валентиной!

При мысли о том, что свидание было осквернено чужим присутствием, Жан, и без того отличавшийся вспыльчивым характером, полыхнул как порох. Пистолеты остались в седельных сумках, и юноша с голыми руками бросился на окруживших его бандитов, но в эту минуту снова раздался голос, в котором теперь звучала не насмешка, а приказ:

— Сдавайтесь, или вы погибли!

Он не ослышался? Сдаваться?! Это слово пришлось не по душе неукротимому молодому человеку. Невзирая на сверкающие кинжалы, пистолеты и доносящийся со всех сторон лязг взводимых курков, он бросился в самую гущу бандитов и принялся молотить кулаками, крушить и опрокидывать все на своем пути. Невероятно, однако в первую минуту ему удалось повергнуть в смятение армию противника. Но что могут ярость, отвага и сила, даже помноженные на отчаяние, против численно превосходящего неприятеля? Нападающих становилось все больше. Озлобившись, разбойники начали наступать всерьез, правда, никто из них не прибегал к оружию. Окружив барона тесным кольцом, не обращая внимания на раздаваемые им во все стороны тумаки, бандиты схватили юношу, связали по рукам и ногам и, взвалив на плечи, потащили в чащу. Пробежав шагов пятьсот, они внесли связанного барона де Монвиля во двор крестьянского дома, стоявшего неподалеку от дороги и обнесенного высоким забором. Молодого человека втолкнули в просторную комнату, освещенную огнем, пылающим в очаге, и чадящими свечами. Находившийся там человек, разносчик, судя по его платью, обернулся и, увидев барона, вежливо, хоть и с усмешкой, отвесил поклон, а затем бесцеремонно спросил:

— Надеюсь, барон, вас не слишком помяли?

Взглянув на него сверху вниз, Жан презрительно ответил:

— Даже во времена Террора [1277] Имеется в виду сентябрь 1792 г. я требовал, чтобы незнакомцы и проходимцы называли меня господином бароном де Монвилем.

Вместо ответа собеседник произнес:

— Сильный, отважный, влюбленный, бедный и гордый — лучшего и пожелать нельзя.

— Скажите, наконец, кто вы такой, чего хотите и зачем притащили меня сюда, связанного, словно скотину, которую ведут на бойню?

— Я отвечу, но сначала долой веревки. Они унижают не только вас, но и меня.

С этими словами незнакомец достал кинжал, перерезал веревки, отбросил их в угол и продолжал:

— Мне было необходимо срочно поговорить с вами. Вы вряд ли приняли бы мое приглашение, и я воспользовался знакомством кое с кем из ловких молодцов и попросил доставить вас сюда. Хотите знать, кто я? Меня прозвали Цветком Терновника, но здесь я больше известен как Фэнфэн!

Услышав печально известное имя, Жан невольно вздрогнул и, рванувшись вперед, воскликнул:

— Вы — Фэнфэн!.. Бандит с большой дороги, убийца, поджигатель, кровавый маньяк, запугавший весь край!

— Похоже, здесь обо мне бежит дурная слава, — невозмутимо откликнулся незнакомец.

— И вы не боитесь оставаться со мной один на один?

— Не боюсь.

— Но я могу задушить вас и избавить местных жителей от затравившего их чудовища. Тем более, вы сами сказали — мы здесь одни, вы безоружны.

— Вы этого не сделаете!

— И что же мне помешает?

— Во-первых, ваша честь, а во-вторых, вам это невыгодно.

— Действительно, закон чести запрещает убивать безоружного. Но я не желаю разговаривать с бандитом, и уж тем более о своей выгоде!

— О, вы опять за свое — бандит, поджигатель, убийца! Вы повторяетесь. Послушайте-ка лучше, что я скажу. Я только что вернулся из провинции Мэн [1278] Мэн — старинная провинция на северо-западе Франции с центром в г. Ле-Ман; после буржуазной революции конца XVIII в. разделена на департаменты Сарта и Майен. , где встречался с дворянами, которые, объединившись с крестьянами, создали боевые отряды, назвали себя шуанами и теперь разбойничают, грабят, поджигают и убивают от имени короля и от себя лично. Я же всегда действую только от своего имени — веду войну с богачами. В сущности, кто такие эти богачи? Дурные патриоты, враги правительства. Объявляя войну врагам правительства, я становлюсь добрым патриотом, своего рода шуаном [1279] Шуаны — общее название повстанцев-монархистов, воевавших против республиканских войск в Вандее (1793–1795), а потом и по всему западу Франции. наоборот.

Этот софизм был изречен с такой уверенностью, можно даже сказать, с убежденностью, что Жану де Монвилю, невольно заинтересовавшемуся, к чему клонит его собеседник, оставалось только засмеяться в ответ.