Луи Буссенар - Избранные произведения. III том [компиляция]

Но любовь ее была крепка, и девушка вопреки рассудку, вопреки очевидности продолжала надеяться. На что? Она и сама не знала. Валентина надеялась так же, как любила, потому что не могла иначе, потому что любовь и надежда были единственным смыслом ее жизни, и, если бы они вдруг исчезли, она бы умерла.

Пусть два с половиной года Жан не подавал признаков жизни — рано или поздно он вернется, может быть, даже совсем скоро, и уничтожит паутину клеветы, сорвет маски с негодяев, швырнет доказательства сомневающимся и выйдет из горнила бесчестия невиновным и отомщенным!

Все это время Валентина скрывала свои чувства. Неожиданная встреча с тем, в ком она подозревала виновника всех своих несчастий, потрясла девушку. Но она призвала на помощь все свое мужество и научилась притворяться, скрывать настроение, укрощать нервы и усмирять биение сердца благодаря той поистине железной силе воли, присутствие которой было трудно заподозрить в этой изящной, хрупкой блондинке.

Валентина могла показаться бледной, если бы не яркий цвет щек и нежных губ, которые — увы! — давно уже разучились смеяться. Немного выше среднего роста, прекрасная, как дева из края друидов, обладательница роскошных пепельных волос, великолепной матовой кожи и светло-голубых глаз, менявшихся в зависимости от настроения, наследница древнего рода де Ружмон была настоящей галльской девушкой, уроженкой равнин, которые возникли на месте девственных лесов, служивших пристанищем далеким предкам французов. Но чистые, ясные и мечтательные глаза умели смотреть жестко и блестеть стальным блеском — так обычно сверкают глаза героинь. Обычно это случалось тогда, когда постоянно преследовавшая ее мысль об опасном противнике становилась навязчивой до такой степени, что начинала причинять физическую боль. В такие минуты взгляд девушки метал молнии, подобные острым клинкам, и казалось, что она испытывала горькую радость от зрелища собственного страдания, подобно умирающему гладиатору, который бесстрастно смотрит на кровь, текущую из его ран.

Но Валентина хотела жить и, преисполнившись решимости, начала борьбу. Во-первых, она холодно, однако без видимой неприязни, выслушала похвалы виконту, расточаемые ее матерью. Во время его второго посещения девушке удалось совладать с чувством отвращения, смешанного со страхом, и произнести банальную любезность, которой прилично ответить соседу, равному по положению, и тем более человеку воспитанному, чье поведение внешне совершенно безупречно. Удивленная, а затем и встревоженная взорами, исполненными неприкрытого восхищения, которые виконт украдкой бросал на нее, Валентина сумела хладнокровно оценить ситуацию и поняла, что ей предстоит выдержать двойное сражение. Сомневаться не приходилось — виконт любил ее, и любил, как ни странно, весьма горячо. Видимо, это была страсть, возникшая с первого взгляда, которая сражает буквально наповал пылких мужчин, превращая в рабов чувства, о котором они еще недавно и понятия не имели. Несмотря на полную неопытность в житейских делах, Валентина догадалась об этом. Ее посетило своего рода озарение, то самое, благодаря которому она с первой же минуты распознала истинную натуру нового сеньора де Монвиля. Девушка поняла, что страсть виконта будет разгораться все жарче и жарче, особенно в ответ на ее холодность, и этот человек ни перед чем не остановится. Что ж, придется сражаться, пусть даже одной против всех — она на все готова!

Несмотря на дурные предчувствия, девушка неожиданно получила двухнедельную передышку. Однако в декабре виконт явился снова, в сопровождении все того же слуги. Безупречно одетый Франсуа Жан де Монвиль торжественно попросил графиню принять его. Загадочно улыбнувшись, как дамы при бывшем дворе, госпожа де Ружмон попросила проводить посетителя в гостиную. Разговор длился больше получаса. Виконт вышел от графини сияющий, преображенный, словно человек, увидевший жизнь в розовом свете. Все его существо излучало счастье. Попросив позволения засвидетельствовать свое почтение Валентине де Ружмон и Рене де Буан, владелец замка Жуи вел себя оживленно, сыпал остротами, рассказывал о Париже, подшучивал над правительством, состоящим сплошь из выскочек, словом, изо всех сил старался понравиться и, наконец, уехал в полной уверенности, что это ему удалось. Поведение виконта так поразительно изменилось, так не соответствовало его прежней сдержанности, что Рене не удержалась и спросила у графини:

— Что сегодня приключилось с господином де Монвилем? Честное слово, он просто на себя на похож.

— Правда, дорогая? Вы заметили?

— Дорогая тетушка, только слепой не обратил бы внимания…

— И как вам понравилась эта перемена?

— Он был похож на человека, которого холодная погода загнала на часок к жаркому камину.

— И только?

— Да, тетушка.

— А вы, Валентина, что вы думаете о нашем соседе?

— Мне кажется, — с поразительным хладнокровием начала девушка, — что в нем пять футов восемь дюймов росту, он хорошо сложен, черноволос, имеет бледный цвет лица, лаковые сапоги, серебряные шпоры и лошадь рыжей масти.

Графиня, которую позабавил неожиданный ответ, рассмеялась и сказала:

— Подобное описание доказывает, что вы хотя бы удостоили его взглядом. Однако вы забыли сказать о его возрасте.

— Полагаю, ему лет двадцать пять — тридцать.

— Ровно двадцать семь, он только что сам мне сказал. Не кажется ли вам, что он представляет собой хорошую партию?

— Я в этом убеждена. Тем более что кругом много девиц на выданье.

— Только что, — продолжала графиня, борясь с некоторым смущением, — он обратился ко мне с просьбой, которой я ожидала, но тем не менее чувствую волнение…

— Он просит руки, не так ли, матушка? — бесстрастно произнесла Валентина, сумев даже улыбнуться.

— Совершенно верно.

— Значит, он хочет, чтобы Рене стала виконтессой де Монвиль.

— О, нет, ни за что!.. Никогда! — внезапно перебила ее Рене, покраснев как вишня.

— Речь идет не о Рене, дорогая.

— Вы спросили, как ей понравился виконт, и я решила, что он собирается породниться с нами, взяв в жены Рене.

— Нет, дитя мое. Он говорил о вас…

— Ах!.. Он просил моей руки?

— Да!

— И что вы ему ответили, матушка?

— Что со своей стороны я не могу желать для дочери лучшей партии, однако мое согласие ничего не стоит без вашего желания.

— Значит, вы были бы рады…

— Да, если вы принимаете его предложение!

— Вы знаете, что я не люблю его… О нет, не люблю!

— Сегодня вы видели виконта всего лишь третий раз, поэтому такой ответ меня не удивляет. Впрочем, он и сам не считает, что успел произвести на вас какое-либо впечатление, и согласен покорно ждать.