Луи Буссенар - Избранные произведения. III том [компиляция]

Если в те времена, когда мужчины, как правило, брились, такие густые бороды казались чем-то необыкновенным, то наряд обоих спутников выглядел еще более странно. Он состоял из куртки, или, скорее, блузы, средней длины из шкур, сшитых мехом наружу, и таких же штанов, так что издалека оба очень походили на медведей, стоящих на задних лапах. Обувью им служили огромные, подбитые железом башмаки. Сзади на толстых кожаных поясах, стягивавших охотничьи блузы, на железных крюках болтались широкие кривые ножи с деревянными рукоятками, какими пользовались в то время лесорубы.

В глаза, однако, тут же бросалось различие между одеждой обоих незнакомцев, хоть она и была сшита по одному покрою. Все, что носил высокий, включая шапку, было из барсучьего меха, а на одежду его спутника пошло множество шкурок хорька.

Подойдя к бездыханным телам, тот, что пониже, склонился над слугой капитана и произнес:

— Готов. — Расстегнув его куртку и положив руку на сердце, он добавил: — Мертв!

Повернувшись к капитану, он воскликнул:

— Это Леон Бувар и его слуга!

Высокий нахмурился и отступил назад, словно решил в первую минуту оставить капитана. Но, отвергнув бесчеловечную мысль, он, в свою очередь, опустился на колени рядом с офицером, расстегнул его мундир и едва слышно пробормотал:

— Жив.

— Надо бы унести его отсюда, — сказал коротышка.

Высокий кивнул, без малейшего усилия поднял капитана и, передав товарищу ружье, как ребенка понес раненого на своих могучих руках. Его приятель прихватил фляжку, оставленную Драгуном из Рувре, и оба поспешно углубились в лес.

Они шли минут десять, но гигант не выказывал ни малейшей усталости.

— Не устал еще? — спросил его товарищ.

Наконец они вышли на просеку — участок леса, где работали дровосеки. Повсюду лежали поваленные деревья. В стороне были сложены бревна, пригодные для изготовления колес. Толстые ветки, распиленные на дрова, были уложены в одинаковые поленницы, с двух сторон укрепленные подпорками. Это был, что называется, вязаный лес. Повсюду громоздились охапки лучинок, мелких щепок, приносящих дополнительный доход дровосекам. Ветки с листьями, наваленные длинными рядами, дожидались своей очереди — скоро их должны были собрать в вязанки.

Посреди вырубки стояла хижина — шалаш из воткнутых в землю кольев, соединенных вверху и обложенных дерном. Дровосеки укрывались там от непогоды, а ели, сидя на земляной скамье, насыпанной вдоль стен. На полу под слоем золы всегда тлело несколько головешек, которые было достаточно перемешать, чтобы развести большой костер.

Мужчина, одетый в барсучьи шкуры, вошел в хижину и опустил по-прежнему бесчувственного капитана на грубую постель из сухих листьев, мха и лесных трав и снова расстегнул его мундир. Увидев на груди раненого небольшую рану, из которой сочилась кровь, незнакомец нахмурился и, покачав головой, обратился к товарищу, который тем временем повесил ружья на сучок бревна, и сказал ему:

— Фляжку!

Разжав ножом стиснутые зубы раненого, он поднес горлышко к его губам и осторожно влил несколько капель водки.

— Пошло, — заметил второй.

Капитан медленно сделал несколько глотков, приоткрыл глаза, вздохнул и застонал. Видя успех такого лечения, высокий незнакомец дал ему глотнуть еще, сначала немного, потом как следует. Лицо раненого порозовело, жизнь возвращалась, а с ней если не сила, то, по крайней мере, сознание. С ясностью мысли, свойственной солдатам, морякам, путешественникам — всем, кто ведет жизнь, полную опасностей, — он тут же осознал случившееся и вспомнил, как в заиндевелых ветвях мелькнул ствол ружья, как крикнул слуге: «Коня на дыбы!»

Потом выстрелы, душераздирающий крик несчастного, удар в грудь. Тогда капитан подумал, что умирает.

Теперь он в хижине, рядом двое незнакомцев в звериных шкурах. На вид дикари, но их грубые лица выражают бесконечную жалость. Бувар заметил ружья, сверкающие сталью ножи, два широких топора, жернов из песчаника и подумал: «Должно быть, это лесорубы, ну, и немного браконьеры…». Нащупав и слабо сжав руку мужчины, только что влившего ему в горло драгоценную жидкость, так удачно названную «эликсиром жизни», капитан произнес:

— Благодарю.

— Молчите, — тихо ответил мужчина.

— Скажите… как ваше имя…

— Блэрио [1335] Блэрио — от фр. blairot — барсук. , — ответил великан.

— А я — Питуа [1336] Питуа — от фр. putois — хорек. — сказал его товарищ.

— Известите, если возможно, моего отца… мирового судью…

— Не сейчас, — покачал головой обладатель странного прозвища Питуа. — Бандиты, напавшие на вас, скорее всего бродят поблизости. Возможно, лес окружен. И пожалуйста, не разговаривайте. Блэрио запрещает — сейчас вам это вредно.

— Вот именно, — подхватил молчаливый Блэрио, из которого буквально клещами приходилось тянуть каждое слово. И, словно в ответ на замечание друга о близкой опасности, он скомандовал: — В убежище.

Понимавшие, по-видимому, друг друга с полуслова, Блэрио и Питуа выскользнули из хижины, оставив раненого на его скромном ложе. Они направились к дубу, росшему в конце просеки, ветви которого образовали настоящий навес. Осторожно, стараясь не потревожить примерзшие к земле ветки, друзья расчистили место шириной примерно в три фута.

В склоненных до земли ветвях Питуа нашарил веревку, потянул, и у его ног открылось некое подобие люка. Земля, покрытая сухой травой и листьями, держалась на сплетенных ветках орешника, скрывавших спуск в подземелье. Питуа подпер крышку раздвоенной веткой, и Блэрио спустился внутрь. Стоя на лестнице, незаметной сверху, он обратился к Питуа:

— Неси его!

Питуа тут же отправился в хижину и вернулся с капитаном на руках. Блэрио принял капитана, спустился на несколько ступенек и, оказавшись в темной пещере, снова опустил его на подстилку из сухих листьев, зашуршавших под тяжестью тела. Потом вылез наружу и сказал:

— Ружье. Фляжку. Спрячь лаз. Сделай обход. Приведи Мусташа. Сходи за Гроньяром.

Питуа как человек, давно согласившийся с тем, что молчание — золото, не проронил ни слова. Он сходил в хижину, принес ружье и флягу, плотно прикрыл отверстие в земле и поправил ветки. Затем, уверившись, что обнаружить подземное убежище невозможно, бесшумно удалился.

Перейдя просеку, он оказался перед огромной елью, у подножия которой сидел на железной цепи большой пес, похожий на тех, что обычно помогают пастухам. Он был истощен, но могуч как волк, с длинными белыми клыками и живыми умными глазами. Пес поднялся, потянулся и зевнул и, отчаянно завиляв обрубком хвоста, стал лизать руки отвязывавшего его человека. Оказавшись на свободе, он сделал два или три круга, потянул носом воздух и замер.