Луи Буссенар - Избранные произведения. III том [компиляция]

— Господь всемогущий! Где же взять все это?! — простонал фермер.

— Не надо путать — возьму я, а ты принесешь.

— Мне ни за что не собрать столько съестного… Это полное разорение!

— Ну что ж, договорились, — сказал Фэнфэн твердым голосом. — Значит, с тебя шестьдесят караваев хлеба, два кувшина вина, четыре барана, пятьдесят кур…

— Но, гражданин Франсуа, вы же сказали, тридцать хлебов…

— И еще добавишь сотню пистолей.

— Клянусь, у меня и двух экю не наберется…

— Двести пистолей, которые ты немедленно выложишь Толстяку Нормандцу. Он раздаст их остальным. Ты слышал, двести пистолей! И не будем больше к этому возвращаться.

Несчастный крестьянин подчинился, понимая, что возражать опасно — Фэнфэн, того и гляди, удвоит оброк. Глотая слезы, он склонился еще ниже и пролепетал:

— Хорошо, гражданин Франсуа, я все доставлю в указанное место и отдам деньги гражданину Нормандцу.

— Скажи-ка, — снова обратился к нему разбойник, сидя на краю стола и щелкая для развлечения барабаном пистолета, — часто ли жандармы наведываются в ваши края?

— Ну… иногда… не то чтобы часто… Вот только последнее время гражданин Вассёр со своими гвардейцами частенько показывается по соседству.

— Как нарочно, когда меня не оказывается поблизости… Стоит гвардейцам проведать, что банда в Ла-Мюэт, они и носа сюда не покажут. Завтра и послезавтра я переночую в лесу. Скрываться незачем — думаю, на фермах, которые мы собираемся навестить, и хозяева и слуги знают, что поджигатели поблизости. Может, и сами жандармы о нас уже прослышали и в ближайшее время будут сидеть поджавши хвост.

— Всем известно, — поддержал елейным голосом фермер, — что с вами шутить не приходится. Лучше быть вашим другом, чем врагом. Вот уж истинно так!..

— Довольно, — грубо оборвал его разбойник, когда Толстяк Нормандец сложил в карман все монеты, которые крестьянин отсчитывал одну за другой. — Смотри, все, что я велел, должно быть на месте! И если вино будет разбавлено…

— Я все сделаю, чтобы вам угодить! До свиданья, гражданин Франсуа!

Пока шел этот разговор, содержание которого никогда существенно не менялось, когда Фэнфэн удостаивал вниманием своих подданных и лично отправлялся собирать дань, сопровождавшие его разбойники совершили налет на запасы вина, а лошадям достался отменный овес.

Затем отряд отправился на другую ферму, где Фэнфэн также сообщил, что проведет два дня в лесу Ла-Мюэт, и нагло заметил, что стражи порядка не осмелятся явиться за ним. Вымогая деньги и припасы, банда объехала все близлежащие фермы, и через некоторое время в округе все были извещены, что Фэнфэн вновь посетил эти края. Оставалось ждать, когда кто-нибудь из пострадавших известит об этом командира жанвильской гвардейской бригады. В этом и заключался план Фэнфэна. Вассёр, узнав что Главарь находится поблизости, загорится желанием поймать разбойника, мобилизует все находящиеся в его распоряжении силы и наверняка под покровом ночи рискнет совершить вылазку в лес, где гвардейцам будет устроена достойная встреча.

Завершив необходимые приготовления, Фэнфэн, передав командование Нормандцу, оставил его в лесу Ла-Мюэт, приказав не ослаблять бдительность.

— Нападения надо ждать не раньше чем через двадцать четыре часа, — сказал он на прощание, — они должны явиться около полуночи. Не бойся ничего, атакуй и постарайся захватить как можно больше пленных. Нам нужны заложники. Когда все кончится, я буду ждать всех на общий сбор в лесу Камбре. Оставив Толстяка Нормандца, Фэнфэн стрелой помчался в лес Жервийе и отдал распоряжения Душке Беррийцу, Коту Готье, Жаку из Этампа и Жану Канониру, которым поручалось разгромить фермы и замок. Налет назначался через день. Начаться он должен был повсюду одновременно — ровно в одиннадцать вечера. В то же время Главарь собирался сам возглавить атаку на замок Ружмон и повести на приступ огромную толпу оборванцев, способную в мгновение ока разорить замок, несмотря на близость города.

Вассёру передали слова Фэнфэна, и он принял их за чистую монету. Впрочем, такая бравада не слишком удивила сержанта. Зная, что банда орудовала в Босе, как во вражеском стане, будучи знакомым с вошедшим в поговорку трусливым нравом местного населения, позволявшего безнаказанно грабить и убивать себя, прекрасно понимая, что такая сильная личность, как Фэнфэн, должна была испытывать неподдельное презрение к анархии, которая царила тогда в управлении страной, отдавая себе отчет во всем этом, сержант решил немедленно действовать. Он отказался от помощи местной полиции, грозно называвшей себя национальной гвардией, — в серьезном деле на ее помощь рассчитывать не приходилось.

Только один пример из множества подобных может дать представление о трусости и малодушии тех, кто служил в рядах этой полиции. Мужества у этих защитников мирного населения не прибавлялось даже при мысли, что они должны защищать собственные семьи.

Это произошло во время одной из первых экспедиций, предпринятых Вассёром после убийства в Мийуарде. Мировой судья в Базош-ле-Гальранде, узнав, что на ферме Стаз остановились семь или восемь подозрительных личностей, вызвал национальных гвардейцев и приказал собрать отряд для того, чтобы провести расследование. Гвардейцы выехали под вечер. Из двадцати человек никто не проявлял особенной храбрости или рвения, вооружены они были из рук вон плохо, в поржавевших ружьях не хватало то кремня, то штыка, то еще какой-нибудь немаловажной части. В сумерках гвардейцы понуро шли вперед, с сожалением думая о теплой постели, о том, что в городе они в безопасности. Через три четверти часа отряд добрался до деревушки Стаз и направился к ферме. Солдаты потребовали, чтобы фермер Лелюк проводил их к хлеву, где были заперты бродяги. Помертвев от ужаса, несчастный наотрез отказался, жалобно защищаясь:

— Если я это сделаю, меня спалят вместе с домом! Это ваша работа, вот и делайте ее.

Командир отряда взял фонарь, передал его деревенскому полицейскому и двинулся с обнаженной саблей к двери сарая, около которой разбойники, слышавшие эти препирательства, выстроились в колонну по два человека, положив дубинки на плечо.

— Граждане, — обратился к ним гвардеец, трясясь всем телом, — именем закона требую предъявить документы.

Бродяги разразились громким хохотом, а один из них, Жан Мобер, он же свирепый Четыре Су, с которым вскоре пришлось познакомиться поближе, заявил:

— А вот и бравые солдаты, приставленные охранять птичник! Вам что, крысы ружья погрызли? Зря вы из-за пустяков беспокоились, тащились в такую даль!

Этот монолог вызвал восторг остальных бандитов, и самые наглые из них выдвинулись поближе. Национальные гвардейцы, толкаясь и цепляясь ружьями, в смятении отступили.