Луи Буссенар - Избранные произведения. II том

— Это ты, факир? Что случилось?

Молча, с яростью тигра Биканэл выхватил из-под головы американца подушку и, чтобы он не смог закричать, придавил ею лицо своего противника. И в тот же миг на Бессребреника насели еще с полдюжины индусов. Капитан, словно угодивший в западню лев, отчаянно отбивался, но, задохнувшись и запутавшись в москитной сетке, потерпел поражение. Ему заткнули рот кляпом, связали руки и ноги. И все это — совершенно бесшумно, так что спавшие в соседней комнате миссис Клавдия и Мери ничего не услышали.

Теперь нужно было схватить моряков, проживавших в комнате по другую сторону широкого коридора. Хотя приятели и славились силой, операция была проведена молниеносно: еще не очнувшись ото сна, они, разделив участь капитана, лежали на полу, связанные по рукам и ногам и с кляпом во рту. Нападавшие обладали огромным опытом в подобных делах!

Но миссис Клавдия с Мери и Патрик еще оставались на свободе. Решили начать с мальчика. Боб оказался невольным соучастником преступления: когда Биканэл вошел неслышно в комнату, то он вместо того, чтобы поднять тревогу, приветственно завилял хвостом. Патрик, проснувшись, улыбнулся индусу и спросил, что ему нужно. А тот, также улыбаясь в ответ, подошел поближе и, схватив мальчика за горло, в мгновение ока связал его и заткнул кляпом рот.

Так как Король денег строжайше запретил применять к миссис Клавдии какое бы то ни было насилие, пришлось прибегнуть к хитрости. Подойдя к двери, Биканэл трижды негромко постучал. Женщина спросила, кто там. Ловко имитируя голос факира, он ответил:

— Сахиб просит госпожу графиню соблаговолить одеться и прийти к нему в северную часть обители.

— А зачем, не знаешь? — спросила заинтригованная миссис Клавдия.

— Там сейчас начнется рыбная ловля при свете факелов. Приготовления к ней совершенно необычны, и сахиб хотел бы, чтобы госпожа графиня тоже увидела это любопытное зрелище.

Ничего не заподозрив, она поспешно оделась, разбудила Мери и, сообщив о предстоящем развлечении, помогла побыстрее собраться и ей. Спустя несколько минут они вышли из комнаты в радостном предвкушении неожиданной забавы в упоительно прохладные ночные часы. Но в коридоре вместо факира миссис Клавдию с Мери поджидал спасенный их заботами индус. Необычное выражение его лица внушило им страх. К тому же у него за спиной стояли с факелами в руках десятка два свирепых на вид вооруженных людей. Поняв, что это — западня, графиня де Солиньяк закричала громко:

— Жорж!.. Друг мой!.. Тревога!.. Нас предали!..

Миссис Клавдия попыталась заскочить обратно в комнату, где у нее хранилось оружие, но Биканэл с быстротой молнии преградил ей дорогу и произнес резким и повелительным тоном:

— Шуметь бесполезно, госпожа: капитан Бессребреник арестован. А посему, чтобы не пришлось применять силу, лучше всего подчиниться.

— Кому, туземцу?.. Индусу?.. Да это ж все равно, что подчиниться негру… Никогда! — Увы, эта благородная женщина, как и многие ее соотечественники-американцы, была заражена расовыми предрассудками.

Побледнев, Биканэл возразил:

— Я — один из руководителей местной полиции!

— Шпик!.. Полицейская ищейка!..

— Госпожа!

— И это его мы подобрали умирающим и спасли! И всячески сочувствовали ему! Поистине, существуют благодеяния, которые оскверняют делающего их.

Придя в ярость от этих слов, которыми миссис Клавдия хлестала его, как бичом, Биканэл схватил ее за руку:

— Именем ее величества королевы вы арестованы!

— Жалкий раб! Никак, ты осмелился коснуться меня! — крикнула гордая американка. Вырвав у него свою тонкую изящную руку, она звонко ударила Биканэла по лицу.

Полицейский был вне себя от гнева.

— Я собирался арестовать вас именем королевы!.. Теперь я делаю это от своего собственного имени!.. Вы — моя пленница!.. И принадлежите мне одному!.. Английские судьи слишком снисходительны… Не то что я!.. Вас и ваших друзей будет теперь судить только моя ненависть!.. Кровавыми слезами заплатите вы за оскорбления! — вопил он как безумный.

В ответ бесстрашная графиня де Солиньяк лишь громко и нервно расхохоталась. Ее смех был не менее оскорбителен для Биканэла, чем пощечина.

— Хватит угроз! — презрительно сказала она. — Знайте, ничто в мире не могло и не сможет меня запугать, и тем более вы, мерзкая тварь, жалкое огородное пугало, которым воробьев лишь стращать! Мы не боимся вас! Вы можете бить нас, мучить, но запомните, воли нашей вам никогда не сломить!

— Пустая болтовня! Может быть, она и заставила бы дрогнуть одного из презренных рабов, населяющих эту гнусную страну, но только не меня!

В руках полицейского был длинный шарф из удивительно тонкого и легкого шелка, которым так славятся бенгальские ремесленники. Он ловко, словно цирковой артист, жонглировал им: то придавал ему волнообразные движения, а то вдруг резким рывком выбрасывал его вперед, воспроизводя выпад жалящей змеи. Шарф вращался и извивался все быстрее и быстрее и казался уже не простым куском ткани, а живым существом. Миссис Клавдия не успела и глазом моргнуть, как он уже плотно примотал ее руки к телу и, упав к ногам, змеей обвился вокруг них.

Хотя женщина не могла теперь двинуть ни рукой, ни ногой и, чтобы не упасть, должна была стоять не шелохнувшись, она вовсе не собиралась признавать себя побежденной.

— Одна американская артистка, Лой Фаллер, тоже жонглирует шарфами, но у нее это получается гораздо лучше. Вот бы вам у кого поучиться! — насмешливо произнесла миссис Клавдия.

Биканэл, уязвленный ее смелостью и самообладанием, заскрипел от злости зубами и резко дернул шарф. Но графине удалось все же удержаться на ногах.

Мери, до сих пор с молчаливым возмущением наблюдавшая за происходящим, не выдержала.

— Подлец! — бросила она в лицо полицейскому.

Услышав такое оскорбление, сообщники Биканэла застыли как изваяния. Он же, увидев, что ему не совладать с пленницами, махнул рукой подчиненным. Четверо из них, загасив пламя своих факелов о каменные плиты пола, грубо схватили миссис Клавдию и Мери и, следуя за Биканэлом, понесли куда-то.

Желая сделать как можно больнее отважной женщине, он с чисто восточной изощренностью решил показать ей ее мужа. Увидев супруга связанным и с кляпом во рту, а рядом с ним — его верных слуг и Патрика, миссис Клавдия до глубины души возмутилась. И хотя на сердце у нее было тяжело, она ничем не выдала своих чувств и со всем присущим ей мужеством бросила небрежно:

— Жорж, друг мой, не хотели бы вы, когда мы будем на свободе, приказать дать пятьдесят ударов плетью этому неблагодарному мерзавцу — двадцать пять за Мери и двадцать пять за меня! Мы, как все женщины, склонны к жалости, но он уж слишком переборщил! Не так ли, Мери?