Дионисий Статакопулос - Византийская империя [litres]

В итоге взлет военной аристократии был неизбежен. К примеру, род Фока приобрел весомый статус при Василии I, а несколько поколений спустя один из представителей этого семейства и сам стал императором. С конца IX в. род Фока занимал все более видное положение. Появление и участившиеся упоминания имен представителей этого семейства, как в текстах, так и на свинцовых печатях (использовавшихся для датирования и подтверждения подлинности документов), свидетельствуют о консолидации связей и союзов между аристократическими семьями, а также о том, что хорошая родословная становилась все более весомым преимуществом в обществе.

Императоры Македонской династии неоднозначно относились к этому новому источнику власти. С одной стороны, им были необходимы опытные военачальники, с другой – успех, который неизменно шел об руку с богатством и могуществом, часто побуждал многих представителей военной аристократии бросить вызов власти императора и вступить в борьбу за престол. Государство порождало (а иногда и уничтожало) аристократические кланы и не пренебрегало возможностью разжечь разногласия и спровоцировать конкуренцию между ними. К примеру, именно таким образом возникла жестокая вражда между армяно-пафлагонскими полководцами (Склиры) и каппадокийской аристократией (к которой относился клан Фока).

Барельеф из слоновой кости с изображением Оттона II и Феофано, которых коронует Христос. Датируется 982–983 гг. Представляет собой точную реплику работ из слоновой кости, выполнявшихся при дворе византийского императора. Воспроизведено по изд.: Adolph Goldschmidt and Kurt Weitzmann. Die byzantinischen Elfenbeinskulpturen des X–XIII Jahrhunderts. 2 vols. Berlin, 1934. Vol 2. Plate 85

И все же между этими семействами порой заключались браки (Феофано, невеста Оттона II, родилась в результате союза между представителями двух враждующих родов – Склиров и Фока), а порой случалось так, что враги объединяли силы в борьбе против имперского правительства: например, Варда Фока и Варда Склир вместе бросили вызов Василию II. Эти военные аристократы не были независимыми военными феодалами, они состояли на государственной службе, а своей властью во многом были обязаны занимаемой должности. Анализируя бесчисленные аристократические восстания, становится ясно одно: мятежники представляли наибольшую опасность, когда они выступали не со своей личной дружиной, а стояли во главе императорских войск.

В этот период византийская армия в основном пополнялась за счет наемников. Они в больших количествах приезжали с запада и севера. Служба в Византии была своеобразным большим турне для викингов, примером чего служит Харальд III Суровый, который в рядах Варяжской стражи сражался бок о бок с Георгием Маниаком на Сицилии и на востоке, а позднее стал королем Норвегии.

Отношения между императорами и церковью в этот период не были столь драматичными, как в предшествующие века. Однако церковь предпринимала неоднократные попытки разбить крепкие оковы авторитетной светской власти. Некоторые духовные лидеры оказались особо рьяными поборниками религиозных ценностей. Показателен в этом отношении пример патриарха Фотия I. В 867 г. он был низложен и отлучен, но очень скоро вернул себе императорское благоволение: сначала его призвали обратно ко двору для обучения двух императорских сыновей, а затем, в 877 г., восстановили на патриаршем престоле.

В последние годы правления Василия I Фотий оказывал на него сильнейшее влияние. Он подсказывал императору утонченные способы идеологической пропаганды, примеряя на основателя Македонской династии образы нового Давида, нового Константина или Юстиниана, при этом подспудно подрывая его авторитет. В новом собрании законов, выпущенном в 885–886 гг. под названием «Эпанагога» («Введение»), Фотий подчеркнул особую роль патриарха (а вовсе не императора), назвав его «живым символом Христа». Когда в 886 г. на престол взошел Лев VI, Фотий вновь был лишен сана. Впоследствии император так же поступил и с патриархом Николаем Мистиком, после того как тот открыто осудил его четвертый брак.

Императоры по сути были единственными, кто мог законно применять насилие, что давало им возможность оперативно вмешиваться в дела церкви, но это вовсе не означает, что они во всем добивались своего. К примеру, когда Никифор Фока потребовал почитать солдат, павших в боях, как великомучеников, патриарх Полиевкт наотрез отказался, и этот вопрос никогда больше не поднимался. В долгосрочной перспективе церковь как институт была способна сопротивляться давлению со стороны светской власти.

Этот период ознаменовался тем, что Рим и Константинополь предали друг друга анафеме. При Фотии раскол удалось временно преодолеть, однако напряжение и разногласия никуда не исчезли. Вероятно, единственной причиной, по которой эта проблема вновь стала актуальной лишь в 1050-х гг., был длительный период упадка папской власти в X и начале XI в. Пережив этот кризисный период, римская церковь подхватила реформаторские настроения, инициатором которых было аббатство Клюни в Бургундии. Возвращение к более чистой церковной практике, не замутненной браками священнослужителей и продажей церковных должностей (симонией), особое внимание к богослужению и благотворительности, но прежде всего свобода отправления религиозных обрядов без вмешательства местных феодалов и епископов – такими были идеалы аббатов Клюни. Папа Лев IX (1049–1055) стал первым понтификом, который формально содействовал Клюнийской реформе. Он и его советники делали особый упор на верховенстве Римской кафедры: папа стоял во главе всех епископов, равно как и всех светских лидеров.

Вероятно, подобные идеологические установки неизбежно должны были повлечь за собой конфликт с константинопольским патриархатом. И он возник в 1054 г., когда с подобными идеями выступила прибывшая в город папская делегация (перед которой была поставлена задача выступить посредником при заключении союза против норманнов) во главе с кардиналом Гумбертом Сильва-Кандидским, одним из важнейших сторонников проведения упомянутой реформы. Представители западной церкви столкнулись с решительной оппозицией в лице популярного в народе константинопольского патриарха Михаила Керулария, который в числе прочего отверг предложение внедрить западные литургические обряды среди населения Южной Италии, которая до недавнего времени находилась под властью Византии. Различия между двумя кафедрами – учение о Троице и филиокве, спор об опресноках (использование пресного хлеба в таинстве евхаристии, по мнению византийцев, было пережитком еврейских обрядов, в связи с чем православные презрительно называли католиков «азимитами» – «опресночниками»), обет безбрачия – были предметом споров, но обе стороны оставались непреклонны в своих убеждениях, а Керуларий, по-видимому, намеренно провоцировал латинских богословов. Результатом стало взаимное предание анафеме. Вероятно, в тот момент это никого уже не удивляло, ведь как мы успели убедиться, подобное случалось и ранее, однако в долгосрочной перспективе раскол 1054 г. привел к настоящему разрыву. Взаимные анафемы были сняты лишь в 1965 г.