Хелен Пэриш - Краткая история: Реформация [litres]

Такое признание разнообразия откликов на Реформацию часто оказывается весьма далеким от определенности и полемических дебатов, полных противоречий. Попытка завоевать сердца и умы верующих основывалась не только на принуждении, но и на убедительном посыле, опиравшемся на эсхатологический язык двуцерковного существования, в котором верующие либо обращались в сторону истинной евангелистской церкви, либо оставались в лоне церкви Антихриста. В пылу полемики оппоненты считали друг друга не просто введенными в заблуждение, но и объявляли слугами Антихриста. В богословских трудах того времени, как и в широко распространяемых дешевых листовках, папскую церковь называли и сборищем сатанинским [29] Выражение «сборище сатанинское» встречается в Откровении Иоанна Богослова (Откр. 2:9; 3:9), но в английском языке оно передается выражением «synagogue of Satan» ( συναγωγή τοῦ Σατανᾶ ), что отсылает к иудаизму и звучит более оскорбительно для англоязычного уха, чем русский перевод. , и Вавилонской блудницей [30] K. Firth . The Apocalyptic Tradition in Reformation Britain 1530–1645. Oxford: Oxford University Press, 1979; R. Bauckham . Tudor Apocalypse: Sixteenth Century Apocalypticism, Millenarianism, and the English Reformation from John Bale to John Foxe and Thomas Brightman, Courtenay Library of Reformation Classics, vol. 8. Oxford: Sutton Courtenay Press, 1978. О природе средневековых пророчеств об Антихристе и влиянии таких пророчеств см.: Bauckham . Tudor Apocalypse, pp. 10–33; Firth . The Apocalyptic Tradition, pp. 1–15; M. Reeves . History and Eschatology: Mediaeval and Early Protestant Thought in Some English and Scottish Writings // Medievalia et Humanistica, New Series, 4 (1973): 99–123. . В 1980-х гг. Боб Скрибнер подчеркивал значимость такого языка и изобразительной продукции в религиозной жизни XVI века. Тем самым он подлил масла в огонь продолжающихся споров о силе и эффективности печатного слова и изображения, использовавшихся как оружие в конфессиональном противостоянии в XVI веке [31] R. W. Scribner . For the Sake of Simple Folk: Popular Propaganda for the German Reformation. Cambridge: Cambridge University Press, 1981; M. Edwards . Printing, Propaganda, and Martin Luther. Berkeley: University of California Press, 1994; L. Febvre and H.-J. Martin . L’apparition du livre. Paris: A. Michel, 1958; L. Febvre and H.-J. Martin . The Coming of the Book: The Impact of Printing, 1450–1800, 3rd (ed.). London: Verso, 2000; K. Hruza (ed.). Propaganda, Kommunikation und Öffentlichkeit (11.–16. Jahrhundert). Vienna: Verlag der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, 2002; P. A. Russell . Lay Theology in the Reformation: Popular Pamphleteers in Southwest Germany, 1521–1525. Cambridge: Cambridge University Press, 2002; A. Pettegree . Reformation and the Culture of Persuasion. Cambridge: Cambridge University Press, 2005; E. L. Eisenstein . The Printing Press as an Agent of Change. Cambridge: Cambridge University Press, 1979; E. L. Eisenstein . An Unacknowledged Revolution Revisited // American Historical Review 107, no. 1 (2002): 87–105; E. L. Eisenstein . The Printing Revolution in Early Modern Europe, 2nd (ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 2005; J. Schwitalla . Deutsche Flugschriften, 1460–1525: Textortengeschichtliche Studien. Tübingen: Niemeyer, 1983; L. Roper and J. Spinks . Karlstadt’s Wagen: The First Visual Propaganda for the Reformation // Art History: Journal of the Association of Art Historians 40, no. 2 (April 2017): 256–285. . Привлекательность печатной книги как средства формирования умов очевидна: она узнаваема и материальна и для большинства ученых обнадеживающе знакома как хранилище идей и сведений. Однако более широкая «культура убеждения», обсуждаемая в работе Эндрю Петтигри и других, расширила границы споров о характере и степени воздействия пропаганды в период Реформации. Учитывая сравнительно небольшой круг читающей публики в Европе раннего Нового времени, ограничения, налагаемые ценой книг, доступностью образования и время от времени вводимой цензурой, можно задать вопрос, насколько важен был печатный станок в процессе распространения идей Реформации. И если печатная продукция больше не является господствующим в распространении новых идей каналом, то каким образом они все-таки получали распространение и насколько можно было контролировать этот процесс? Растущая восприимчивость к взаимодействиям и пересечениям устной и литературной культуры привела к большему признанию той роли, которую играли устная и письменная культуры в процессе передачи информации о Реформации, в формировании веры, истории и памяти. Проповедь, пение и атмосфера обеспечивают новые направления споров о распространении идей Реформации и опыте протестантства как богословской и культурной силы [32] M. Milner . The Senses and the English Reformation. London: Routledge, 2011; W. de Boer and C. Göttler (eds.). Religion and the Senses in Early Modern Europe. Leiden: Brill, 2012; J. M. Frymire . The Primacy of the Postils: Catholics, Protestants, and the Dissemination of Ideas in Early Modern Germany. Leiden: Brill, 2010; C. Brown . Singing the Gospel: Lutheran Hymns and the Success of the Reformation. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2005; L. Taylor (ed.). Preachers and People in the Reformations and Early Modern Period. Boston: Brill Academic, 2003; R. W. Oettinger . Music as Propaganda in the German Reformation. Aldershot: Ashgate, 2001; A. Walsham . The Reformation of the Landscape: Religion, Identity and Memory in Early Modern Britain and Ireland. Oxford: Oxford University Press, 2011; A. Walsham . Recording Superstition in Early Modern Britain: The Origins of Folklore // The Religion of Fools? Superstition Past and Present, Past and Present Supplement 3. S. A. Smith and A. Knight (ed.). Oxford: Oxford University Press, 2008, pp. 178–206; A. Walsham . Like Fragments of a Shipwreck: Printed Images and Religious Antiquarianism in Early Modern England // Printed Images in Early Modern Britain: Essays in Interpretation. M. Hunter (ed.). Aldershot: Ashgate, 2010, pp. 87–109; A. Walsham . History, Memory and the English Reformation // Historical Journal 55 (2012): 899–938. . Готовность взаимодействовать с материальным наследием прошлого способствовала размышлениям о весьма сложных отношениях между протестантством и образом, книгой как объектом и священной топографией, благодаря которой родилась не только проповедь Евангелия, но и новая вера [33] A. Walsham . Domesticating the Reformation: Material Culture, Memory and Confessional Identity in Early Modern England // Renaissance Quarterly 69 (2016): 566–616; C. C. Christensen . Art and the Reformation in Germany. Athens: Ohio University Press, 1979; J. Dillenberger . Images and Relics: Theological Perceptions and Visual Images in Sixteenth-Century Europe. New York: Oxford University Press, 1999; A. Walsham . Migrations of the Holy: Religious Change in Medieval and Early Modern Europe // Journal of Medieval and Early Modern Studies 44 (2014): 241–280; J. L. Koerner . The Reformation of the Image. Chicago: University of Chicago Press, 2004; B. Heal . The Cult of the Virgin Mary in Early Modern Germany: Protestant and Catholic Piety, 1500–1648. Cambridge: Cambridge University Press, 2007. . В результате было переосмыслено взаимодействие между верой и действием и между физическим и духовным и была признана равная значимость предмета и мысли в устройстве общины, памяти и веры.

Дальнейшим и далеко идущим следствием анализа культуры протестантизма в более широком контексте стало рождение более подробного и сочувственного понимания отношений между Реформацией и сверхъестественным. Недавние исследовательские работы серьезно пошатнули допущение, что путь от папского суеверия к протестантскому отрицанию сверхъестественных существ и объектов и далее к рациональному миру Просвещения был прямым и четким. Эти научные работы изучают присутствие священного в пределах Реформации и спорят о создании протестантской священной вселенной, которая была не просто способом выжить, а осознанной попыткой сформировать отношения между сверхъестественным и физическим. Беспорядочный обмен, характеризующий эти отношения, показывает, до какой степени попытки переопределить взаимодействие между человечеством и его средой были организованы как обсуждением, так и принуждением и обращением. Религиозная культура после Реформации была неоднородной и многообразной и часто характеризовалась широким набором идей и принципов, возникших в ходе столкновения между старым и новым, изображающим прошлое и делающим наброски настоящего [34] R. W. Scribner . Popular Culture and Popular Movements in Reformation Germany. London: Hambledon, 1987; K. Thomas . Religion and the Decline of Magic: Studies in Popular Beliefs in Sixteenth- and Seventeenth-Century England. London: Weidenfeld and Nicolson, 1971; C. S. Dixon, D. Freist and M. Greengrass (eds.). Living with Religious Diversity in Early Modern Europe. Farnham: Ashgate, 2009; D. Mayes . Communal Christianity: The Life and Loss of a Peasant Vision in Early Modern Germany. Leiden: Brill, 2004; W. Coster and A. Spicer (eds.). Sacred Space in Early Modern Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 2005; M. Todd . The Culture of Protestantism in Early Modern Scotland. New Haven, CT: Yale University Press, 2002. .