Невилл Форбс - История Балкан [Болгария, Сербия, Греция, Румыния, Турция от становления государства до Первой мировой войны] [litres]

Невиданный рост империи заставил Сулеймана I разделить постоянную армию на ряд вооруженных соединений, чтобы их можно было использовать в одно и то же время на разных направлениях. Не имея возможности лично возглавлять все армии, он предпочел, уже под конец своего правления, вообще устраниться от командования и в первый раз позволил янычарам без султана отправиться на войну. Пребывая постоянно в столице, Сулейман I первым среди османских султанов начал удаляться от двора во внутренние покои, где его никто не видел; таким местам пребывания его подданные постепенно стали придавать религиозный характер. В этих условиях правитель, правящий класс (его власть росла с передачей ему полномочий управления), большинство населения государства и само государство все больше превращались в мусульман-фанатиков.

В самом начале XVII в., когда престол занимал Ахмед I (правил в 1603–1617), Османская империя стала самой большой по площади, которую она когда-либо имела. Что касается собственно византийских владений, то Кипр был в 1571 г. отвоеван, один Крит продолжал сопротивление. Вне этих владений Венгрия на севере и Йемен (со времени его завоевания Селимом в 1516 г.) [156]на юге были пограничными провинциями, и османское знамя было поднято не только над Персидским заливом, но и на Иранском плато в результате продолжительных войн, которые вел Мурад III (правил в 1574–1595), завершившихся в 1588 г. занятием Тебриза и половины Азербайджана [157].

Окраины обширной империи, где власть была слаба, начинали испытывать все большие трудности, которые было невозможно разрешить, и при этом возникали неизбежные угрозы. С одной стороны, как оказалось, невозможно было создать феоды, дававшиеся феодалам за военную службу, в Аравии, Курдистане и в других восточных областях, то есть систему, надежно защищавшую владения османов повсюду. С другой стороны, в Европе, как мы уже видели, империя имела слабо укрепленную границу, и сильный соседний народ мог не только противостоять дальнейшему продвижению османов, но и предъявлял свои права на уже завоеванную ими территорию. Согласно договору, подписанному в Шитватороке в 1606 г., османский султан был вынужден признать суверенитет своего северного соседа Австрии [158]; и хотя менее века спустя Вену еще раз осадили османы, для них уже навсегда был закрыт путь в Центральную Европу.

Кроме того, как бы ни старались поддерживать положение на границах, сердце империи явно начало сдавать. История последующих двух столетий – XVII и XVIII – сплошная цепь «преторианских» мятежей внутри империи; и гораздо реже одерживались победы над внешним врагом. Не прошло и половины XVI столетия, как янычары расправились с двумя султанами [159], а пост великого визиря стал настолько опасным, не говоря уже о невозможности занять его простому человеку, а только лишь при поддержке албанской либо какой другой племенной партии, что можно было потерять не только репутацию, но и жизнь. Действительно, в эту эпоху вести дела империи не мог ни один представитель старых родов. Для этого подыскивались представители недавно ассимилированных наций, таких как албанская, славянская или греческая, люди сильные, имевшие необходимые деловые задатки. Вся вторая половина XVII в. прошла под влиянием албанских и других генералов и адмиралов, ни один из них не имел деда-мусульманина. Это время отмечено последним завоеванием османов в Европе – захватом Крита (в 1669 г.); признанием Валахии власти османов; второй осадой Вены (1683); отвоеванием Морей у Венеции [160]; и, наконец, почетным соглашением с Австрией о границе по Дунаю. Всем этим империя обязана албанским визирям, из «династии» Кёпрюлю, которые явно затмили современных им представителей династии Османов, не исключая даже самого достойного среди них – Мехмеда IV (р. в 1642, правил в 1648–1687, свергнут, убит в 1693 г.). Однако это было не больше чем временное возрождение, так как стране грозила более серьезная опасность. Еще не было достигнуто соглашение с Австрией в Карловцах [161], когда на османском небосклоне появилась новая зловещая звезда.

Все те земли, лежавшие к северу от области собственно византийских интересов, не могли быть, случись даже самое худшее, оставлены на произвол какой-либо державы Центральной Европы; но в это время появился претендент на часть самого наследия Византии, возможно, на самое его сердце. Россия, в поисках рынков сбыта своей продукции, пробивала себе путь на юг к берегам Понта Эвксинского и уже готова была оспорить у османов право владения этим морем. Соперничество разгорелось из-за жизненно важного вопроса. И если Порта еще не осознала этот факт, другие прекрасно это поняли. Знаменитое «Завещание Петра Великого» вполне может быть поддельным документом, но в любом случае это доказывает, что некоторые взгляды на проводимую Россией политику в Византийском регионе, которые стали общим местом у некоторых западных мыслителей в конце XVIII в., уже были известны ученым умам в Восточной Европе в самом начале этого столетия.

Начавшееся сражение продолжалось недолго. В итоге России потребовалось около 60 лет напряженных усилий, чтобы Византийская держава османов была низведена к положению немногим лучшему, которое занимала Византийская держава греков четыре столетия назад. В первые 2/3 этого периода соперничество велось не на равных. Согласно Белградскому договору 1739 г., султан Махмуд I полностью решил вопрос в свою пользу: Россия отказывалась от Черного моря и от вмешательства в дела Придунайских княжеств [162]. Но успех был недолгим. Повторная попытка быстро истощила силы османов, подтачиваемые вдобавок внутренними проблемами. И с восшествием на престол императрицы Екатерины II (правила в 1762–1796) османы оказались слишком слабы, чтобы противостоять России. В течение десяти лет после 1764 г. владычество османов на Черном море было безвозвратно утеряно. После разгрома их флота в Чесменском сражении (1770) стало невозможным оборонять Крым и его получила Россия. Фактически она в это время устанавливала протекторат над Придунайскими княжествами и занимала порты в Морее; Константинополь вновь терял свои моря. Когда в 1789 г. Селим III взошел на зашатавшийся престол, колесо византийской истории сделало, казалось, почти полный оборот: мир ожидал пришествия московитов в эту империю, которая уже знавала римлян, греков и османов.

История, как правило, повторяется. Так же как в XIV в., так и в XVIII в. провинции империи почти сбросили центральную власть и перешли к самоуправлению и были довольны этим. Месопотамия, Сирия, Египет и Трапезунд признали авантюристов во власти как настоящих независимых правителей. Малую Азию контролировали в основном феодалы, прозываемые деребеями, которые проявляли явное неуважение к имперскому величию. Они происходили от племенных вождей разных областей и привилегированных откупщиков, а зачастую одновременно от тех и других. Вторая половина XVIII столетия была золотой порой феодальных семейств Анатолии, таких как Хапаноглу из Юзгада, которые правили землями от Понта до Киликии у самого основания полуострова Малая Азия; Караманоглу из Магнезии, Бергама и Айдина, которые владели такой же территорией, что и бывшие эмиры эмиратов Карасы и Сарухан, представители больших торговых компаний признавали их в качестве единственных надежных правителей Смирны (Измира). Обширные и богатые области, контролируемые такими семействами, обычно не давали ни одного акче в казну султана и ни одного воина в имперскую армию.