Евсей Гречена - Польша. Полная история

Это довольно странное название государства – Речь Посполитая – является дословным переводом на польский язык латинского термина Res Publica (по-польски «rzecz» – это «вещь» или «дело», а «pospolita» – это «общая»). То есть на русский язык этот термин дословно переводится как «общее дело» или «общая вещь». То есть в 1569 году Польша при участии Сигизмунда II Августа соединилась с Литвой и превратилась в одну республику.

При этом официальным названием государства стало – Королевство Польское и Великое княжество Литовское (Królestwo Polskie i Wielkie Księstwo Litewskie). Но местными жителями государство обычно называлось просто Речь Посполитая (Rzeczpospolita). Соответственно, собственно Королевство Польское местные жители кратко называли Короной, а Великое княжество Литовское – Литвой, а иногда – Великим княжеством.

Люблинский сейм был созван в 1569 году в Люблине из представителей обоих народов. Представители Великого княжества Литовского, чувствуя, что будет решаться дело об «искоренении» их национальности, неохотно шли на этот Сейм. Многие из них вообще ушли, не дождавшись его окончания и не откланявшись королю. И еще неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы два сильных представителя Литовского княжества не пошли на соглашение – это были князь Константин Острожский (воевода Киевский) и князь Александр Чарторыйский (воевода Волынский). Они подписали постановление Люблинского сейма, за ними его подписали их приверженцы, а потом и другие, и соединение Литвы с Польшей в одну Речь Посполитую (республику) свершилось.

Положено было ни Литве, ни Польше не избирать отдельного государя, но королю польскому быть и королем литовским; для избрания короля и для суждения о делах государственных депутатам Литвы и Польши собираться на общем сейме в Варшаве; права и преимущества обоих народов должны быть совершенно равны; сенат должен быть один и состоять из равного числа членов обоих народов.

По сути же, во время войны с Иваном Грозным король Сигизмунд Август под натиском польской шляхты в Люблине «вынудил литовских панов признать объявленную им унию Литвы с Польшей».

Уния – это объединение двух стран. Польское королевство и Литовское княжество образовали единую державу не только с одним монархом, но и с совместной внешней политикой, одинаковым имущественным правом, общими финансами. При этом, Литовское княжество сохранило за собой довольно широкую автономию, имея собственное правительство, законы, суд и войско.

Естественно, Люблинская уния 1569 года была потом совершенно по-разному оценена в разных странах. Например, украинский общественный, политический и церковный деятель И. И. Огиенко (митрополит Илларион) назвал 1569 год «самым трагическим годом нашей истории». Историк и революционер М. С. Грушевский рассматривал Люблинские решения исключительно как «присоединение украинских земель к Польше».

Первый ректор Императорского Киевского университета М. А. Максимович, называвший Сигизмунда Августа Жигимонтом-Августом (так как по-белорусски он звался Жыгімонт Аугуст, а по-литовски – Žygimantas Augustas), писал, что этот правитель «разыграл в Люблине драму».

Он расшиб свое Литовское государство на составные части и каждую порознь присоединил к королевству Польскому. И наш древний первопрестольный Киев, со всей южной и северозападной Русью, стал достоянием Польской короны… La divina comedia!

La divina comedia – это переводится как Божественная комедия. По мнению М. А. Максимовича, «была возможность избегнуть этого поглощения, именно на Люблинском сейме, если бы и князь Константин Острожский, воевода Киевский, и князь Александр Чарторыйский, воевода Волынский, и все представители Южно-Русских земель не согласились на отлучение их от Великого княжества Литовского и присоединение к королевству Польскому и тем поддержали бы несогласие литвинов на Люблинскую унию. Тогда бы и Польша <���…> оставшись сама при себе, в своих собственных старо-польских пределах, при своем тогдашнем обращении из католичества в протестантство, может быть, она еще и пришла бы в самосознание и устроилась бы в государство правильное и крепкое… Но между Литвой и Русью не оказалось уже единомыслия, а Польша, обуянная успехом своего напряженного стремления превратить в себя уже разрушенное для нее Литовское государство, сама погибла с шумом на его громадных обломках».

Понятно, что в советской историографии Люблинская уния подавалась исключительно как «акт насилия» со стороны Польши по отношению к Литве, как «захват» или «оккупация» Украины, позволившая Ватикану осуществить духовную экспансию на украинские земли.

Сейчас об этом пишут спокойнее. Пишут, что Люблинская уния «предусматривала установление в Польше и Литве единообразного государственного устройства», что она «завершила долгий путь создания единого государства»… При этом отмечают, что Люблинская уния имела как положительные, так и отрицательные последствия. Например, для той же Украины она, с одной стороны, способствовала «усилению польской экспансии на украинские земли» и «разрушительному наступлению католицизма», но, с другой стороны, ее важным итогом был «выход украинских земель на орбиту западноевропейской культуры», была спровоцирована «могучая вспышка культурно-образовательного движения, которое впервые объединило представителей всех сословии и положило начало рождению украинского народа как осознанной общности».

Литвины обрадовались было Ягелловской Унии, как дружественному союзу двух самостоятельных государств для взаимной обороны от общих врагов; потешались данными им польскими гербами… И возненавидели поляков, разглядевши, что они написали себе, как заповедь, усвоение, претворение, втеление Литвы в Польшу! И уж как ни бились Монивиды, Радзивиллы и другие паны литовские, чтобы устранить от себя поляков, «как заграничников и чужеземцев», но не смогли и не сумели уберечь Гедеминова наследия от рокового поглощения Польшей; оно совершилось в 1569 году, державным содействием Ягеллова правнука, расслабленного и бездетного Жигимонта-Августа.

На самом деле, в монархической Литве замена наследственной династии республиканской по своей сути избирательной системой немедленно усилила и без того сильный в ней аристократизм. И после Люблинской унии именно в Литве укрепились кланы Радзивиллов, Потоцких и Чарторыйских. Этих людей вполне справедливо было бы назвать местными олигархами. И такие кланы (всесильные партии) не могла выставить Польша. Именно поэтому, как отмечает белорусско-российский историк М. О. Коялович, «почти все избирательные короли не из иностранцев были магнаты Литвы, а не Польши».