Жан-Кристоф Руфин - Кругосветное путешествие короля Соболя

Я жила в ожидании того, что меня приучили считать «самым прекрасным днем моей жизни».

И я не вполне понимала, почему такая перспектива, казалось, мало воодушевляет Августа.

Отныне он был свободным человеком. Его связь со мной могла выйти на свет божий. В крепость он приходил и уходил, когда желал, хотя по-прежнему жил вне его стен. Я не находила объяснений его сдержанности. Он поблагодарил меня за сенсационное выступление перед комендантом. Его поцелуи и ласки свидетельствовали о сильной любви, в чем я нисколько не сомневалась. Однако он не разделял моего пыла. Он проявлял слабый интерес к церемонии, которая соединит нас, а подробности обустройства нашего дома и вовсе оставляли его равнодушным. Если же я заговаривала о более отдаленных перспективах, с жаром мечтая о нашей будущей жизни, когда мы сможем уехать с Камчатки и обосноваться в каком-нибудь российском городе поближе к Западу, он никак не реагировал. Казалось, все это ему чуждо.

Зато он развил бурную деятельность по продвижению проектов, мне непонятных. Например, он попросил у коменданта разрешения — теперь, когда он был свободен, — основать новую колонию на крайней оконечности полуострова — мысе Лопатка. Он готовил это предприятие, совершая множество ознакомительных поездок на маленьких туземных лодках, сооруженных из китовой кости и рыбьей кожи [25] Ошибка рассказчицы, возможно сознательно сохраненная автором: байдары делались из моржовых или тюленьих шкур. , которые назывались байдарами. Возвращался он очень воодушевленным перспективами нового поселения и рассказывал, что там есть большая долина, где можно обосноваться, хотя пока еще она покрыта снегом.

Я делала вид, что разделяю его настрой, хотя мне он казался нелепым. Как этот молодой мужчина, наделенный талантами, столь ценимыми в цивилизованном обществе, брошенный в чудовищные пустынные пространства Дальнего Востока, мог лелеять планы забраться еще дальше? Я рассказала о своих тревогах матери. Она выдала мне обескураживающие советы безропотной жены. По ее словам, супруга должна подчиняться решениям мужа, не оценивая их и даже не всегда понимая. Единственная надежда, которую она мне дала, заключалась в том, что жена способна мягкостью и терпением воздействовать на взгляды мужа, внушая ему иные мысли, которые он в конце концов сочтет своими.

Эти наказы мне совершенно не подходили.

Я осталась при убеждении, что имелось некое несоответствие, некое глубокое противоречие между человеком, которого я знала, его характером, всем, что меня в нем привлекало, и теми планами, ради которых он якобы готов был пожертвовать нашим совместным будущим.

Я не знала, как докопаться до сути происходящего. Воспользовавшись полученной возможностью не скрывать более нашего будущего союза и свободно покидать острог, я навещала Августа в поселке ссыльных. Там я увидела всю бедность и суровость их жизни. Однако встречали меня приветливо и пытались сохранить в этих жалких халупах видимость светских манер. Они наливали мне чай, сидя на китовых ребрах, положенных прямо на глинобитный пол, за столом с фарфоровыми чашками и столовым серебром, которое мать подарила Августу. Я познакомилась с Хрущевым, с Олегом, шведским спутником Августа, и с другими очень милыми людьми. Только Степанов меня немного беспокоил, потому что продолжал смотреть на меня горящими жадными глазами.

Но никто ни разу не обмолвился ни единым словом, способным пролить свет на планы Августа. Все делали вид, что разделяют его взгляды и энтузиазм. И все же у меня сложилось впечатление, что главное от меня скрывают. Они следили друг за другом, а Степанов был объектом особенно пристального внимания. При моем приближении разговоры смолкали. На свои вопросы я получала лишь пустые банальные ответы. Я отчаялась добиться хоть каких-то сведений от этих людей, неизменно соблюдавших осторожность и привыкших за годы неволи к секретам, а то и ко лжи.

Совсем с иной стороны и по чистой случайности я получила разъяснения, которые все мне открыли и ускорили катастрофу.

Моя горничная, весьма преданная девушка, с которой я делилась своими девичьими секретами, уже давно призналась мне, что у нее есть любовник среди ссыльных. Этот человек по имени Саша был одним из товарищей по несчастью моего жениха.

И вот однажды утром, когда я по-прежнему ломала голову над загадкой поведения Августа, эта женщина зашла ко мне, утирая слезы. По ее словам, она пришла попрощаться. Я сразу же поняла, что плакала она не только от грусти расставания со мной, но и от счастья начала новой жизни.

Саша уже давно звал ее замуж. Но прежде чем связать свою жизнь с каторжником, она попросила дать ей время подумать. А два дня назад ее любовник пришел объявить, что никаких препятствий для их союза более не существует. Он скоро покинет Камчатку на корабле, который ссыльные готовятся угнать. Он получил разрешение взять ее с собой на борт. Таким образом, вскоре они окажутся в Европе, где их, без всякого сомнения, ждет жизнь, полная любви, свободы и честного труда. Я была бы счастлива за нее, узнав эту новость, если бы она не присовокупила еще одну: Август был активным участником этого плана и даже играл в нем одну из главных ролей.

Это открытие подействовало на меня двояко. С одной стороны, оно принесло немедленное облегчение моим мучениям: поведение Августа предстало в ослепительно-ясном свете. Я почувствовала удовлетворение, как всегда, когда сбываются твои интуитивные предчувствия, пусть даже самые зловещие. С другой стороны, естественно, я узнала, что мое счастье обречено, что меня ждет самое отвратительное предательство и что я, если определить одним словом, выражающим мое тогдашнее умонастроение, обесчещена.

Между тем столкновение с отцом заставило меня осознать и другую сторону моего характера. Будь я чуть помоложе, я почувствовала бы себя беспомощной перед такой низостью. Но теперь я ощущала в себе и решимость, и способность бороться. Проглотив комок в горле, я выпрямилась и велела девушке повторить мне все в подробностях. Я отметила некоторые неточности в ее рассказе и попросила немедленно вызвать ее любовника в острог. Она задаст ему несколько интересующих меня вопросов. Пока она будет его расспрашивать в комнате, где она обычно обитала, я выслушаю ответы, спрятавшись за ширмой. Горничная согласилась, но с большой неохотой, — любовник взял с нее клятву, что она никому не раскроет тайну, и он ни за что не должен был узнать о нашей хитрости.

Разговор состоялся назавтра. Служанка впустила гостя через заднюю дверь, так как у него не было разрешения свободно передвигаться по владениям коменданта. Она налила ему большой стакан местного алкоголя, который гнали из корнеплодов. После долгих заигрываний, встречавших ее твердый отпор, Саша согласился ответить на вопросы.