Жан-Кристоф Руфин - Кругосветное путешествие короля Соболя

После захвата острога потребовалось время, чтобы подготовить судно. Мы погрузили на борт большое количество припасов, дров, а также все архивы, которые нашли в канцелярии. Пока шла эта подготовка, мы предприняли превентивные меры, взяв заложниками нескольких казачьих офицеров. В момент отплытия их пришлось отпустить, и теперь ничто не мешало правительственным силам снарядить корабли и начать преследование.

Пока мы продвигались в тумане с подобранными парусами, постоянно промеряя глубину, нашим главным страхом было сесть на мель и оказаться в ловушке. Сквозь нависшее полотно тумана проступал ореол солнца, но оно нас не грело. Оглушающий шум, отсутствие видимости, ледяные испарения, витающие над свинцовым морем, навевали на пассажиров внезапную тревогу. Я тоже ее чувствовал, хотя старался не показывать вида.

Нам попадались острова, о близости которых сообщали слои плотного песка и ракушек, поднимаемые лотом. Они были слишком близко от Большерецка и слишком невелики, чтобы мы там остановились. В конце концов, не обнаружив преследования, которого так опасались, мы высадились на острове Беринга. Именно там тридцать лет назад умер капитан Беринг, который исследовал эти широты вплоть до самой Америки, служа российской короне.

Остров показался нам необитаемым, но, обследовав его внимательно, мы обнаружили следы человеческого присутствия. Вскоре мы выяснили, что там располагалась резиденция и командный пункт известного деятеля по фамилии Охотин. Этот человек промышлял в тех местах пиратством, и внушаемый им страх вкупе с таинственностью его происхождения послужили основой для множества рассказов, которые я слышал на Камчатке.

Узнав о нашем прибытии, Охотин решил со мной встретиться. Мы приняли меры предосторожности, чтобы не попасть в ловушку, но в результате встреча прошла гладко. У меня даже возникла симпатия к этому человеку, и дальнейшие события доказали, что она была взаимной. Когда он увидел переодетую мальчиком Афанасию, то сначала решил, что я разделяю его пристрастия, но потом осознал свою ошибку и посмеялся над ней. Его история была необычайна и в чем-то схожа с моей, поскольку он был саксонским дворянином, попавшим в плен в России и сосланным, как и я, в Сибирь. Вызвавшись принять участие в охоте на бобров, он нанялся на судно, плававшее в Охотском море, и завладел кораблем. С той поры он собрал вокруг себя сотни людей, сбежавших из ссылки, и бороздил прибрежные воды. Его поселение было хорошо укреплено и удобно обустроено. Он царил над маленькой империей островов и проливов, вынашивая план в один прекрасный день захватить Камчатку. С этой целью он предложил объединить наши силы.

Наша встреча, как и его предложение, значительно укрепили мое решение не задерживаться в здешних краях. Конечно, Охотин жил свободной жизнью. Но его свобода была ограничена этими глухими местами и пустынными островами. Он был господином — но над людьми, ни с одним из которых не мог вести беседу. Те немногие, на ком еще сохранялся налет культуры, только лишний раз напоминали ему, до какой степени он лишен понимания какого бы то ни было искусства и красоты. Одним словом, Охотин был тем, кем я не хотел стать. И Афанасия полностью разделяла мое мнение.

Башле был прав, советуя философам обратиться лицом к миру. Никогда я не мог предположить, что у свободы столько обличий, и то из них, которое я наблюдал у Охотина, очень напоминало плен.

Я отклонил предложение и объяснил, что его планы начнут осуществляться, только если он найдет опору в могущественной иностранной державе, способной поддержать его против России. Я пообещал, что помогу заключить такой союз, как только окажусь в Европе. А пока что нам следовало продолжить путь. Я убедил своих спутников, что необходимо отплыть как можно скорее. Они согласились с моим решением, но потребовали, чтобы мы совместно обсудили, в каком направлении двинемся дальше.

Я предложил повернуть на юг и добраться до Китая. Там нам откроются большие морские пути, которым доступен весь мир, и мы сможем направиться куда пожелаем. План был очень привлекателен, и многие ссыльные охотно с ним согласились. Но у плана было два слабых места: во-первых, ни один мореплаватель, отбывающий с Камчатки, еще не осуществлял подобного плаванья. Я составил перечень морских походов в этом районе, когда покойный Нилов поручил мне составить карты подведомственного ему края.

А главное, мой план не имел смысла для тех из нас, кто не горел желанием открывать для себя мир. Очень скоро выяснилось, что у большинства совсем иные чаяния. Камчадалы хотели остаться в знакомых местах. Охотники не представляли себе другой жизни, кроме как выслеживание куниц и соболей. И наконец, многие русские рассматривали перспективу покинуть пределы империи как новую ссылку. Они стремились выбраться с Камчатки лишь в надежде обосноваться где-нибудь на материке, а вовсе не оказаться брошенными в неизвестность. По всем этим причинам и против моей воли мы отправились на север.

Наша экспедиция в северные широты быстро превратилась в кошмар. Несмотря на время года, воздух становился все холоднее, а ночи с их ясным небом, усеянным звездами, были просто ледяными.

Слишком легко одетая Афанасия заболела. Я закрыл ее в своей каюте, укутав мехами в несколько слоев.

Лед был повсюду. Сначала он появился на поверхности моря, обволакивая плавающие куски дерева. Вскоре он сбился в настоящие глыбы, преграждавшие нам путь. Иногда приходилось стрелять из пушки, чтобы расчистить дорогу. Лед сжимал борта корабля, с грохотом наталкиваясь на них. Появилась пробоина, это заставило помпы работать день и ночь.

На борту замерзали снасти. Штурвал опасно заклинивало, и приходилось отбивать ледышки молотком, чтобы освободить его. Я приказал постоянно поддерживать огонь у мачт, чтобы лед не сковал паруса.

Даже аборигены и охотники, несмотря на привычку к холоду, впадали в какое-то отупение: у них не было возможности согреться ходьбой. Они так и сидели на нижней палубе, засунув руки под мышки, со сведенными стужей лицами. В этот период день не оставлял места ночи. Изматывающе яркий свет не давал заснуть.

Когда мы достигли шестидесятого градуса северной широты, море уже сплошь было затянуто льдом. Легенда гласила, что существует северный морской путь в Атлантику. Именно этот аргумент и выдвигал экипаж, чтобы навязать мне выбранный ими путь. Другие мореплаватели, а именно англичанин Джеймс Кук, позже исследовали те места в поисках гипотетического прохода. Находясь в этих водах, которые, несмотря на близившееся июньское солнцестояние, практически оставались скованными льдом, я пришел к заключению, что такого прохода не могло существовать.