Марк Лог - Король на войне [История о том, как Георг VI сплотил британцев в борьбе с нацизмом] [litres]

Изнуренная пара отправилась ненадолго отдохнуть в Виндзор. «После Дня победы провели за делами две недели и чувствуем, что обессилели от всего, что на нас навалилось, – писал король в дневнике. – Уже получили и до сих пор получаем множество добрых слов за сделанное в годы войны. А между тем все эти пять с половиной лет мы лишь исполняли свои обязанности. По-моему, совсем непросто радоваться и беспечно отдыхать, зная, сколько тяжелого труда ждет впереди» [196] Wheeler-Bennett . Op. cit. P. 627. . Королева выразилась проще: «Мы чувствовали себя как выжатые лимоны» [197] Aronson . Op. cit. P. 212. .

Выжатые или невыжатые, а расслабляться было некогда: предстояло еще выиграть войну с Японией, тем временем обстановка в Европе осложнилась, потому что в феврале на Ялтинской конференции, в которой участвовали Черчилль и Рузвельт, Сталин настоял, чтобы Польша и другие страны Восточной Европы вошли в сферу влияния Советского Союза. Король очень горевал, когда в апреле скоропостижно скончался Рузвельт; к этому человеку он испытывал самую искреннюю любовь и благодарность еще со времен их довоенного знакомства в Америке. Удар был тем сильнее, что Рузвельт весной собирался в Британию с ответным визитом и король радостно готовился принимать его в Букингемском дворце.

Вместо Рузвельта гостем короля стал Гарри Трумэн, его вице-президент и преемник; он приехал в Англию в августе, всего лишь на несколько часов, возвращаясь в Америку с Потсдамской конференции, где решались судьбы Германии и всей Европы. Король был намерен познакомиться с новым руководителем, надеясь установить с ним такие же хорошие отношения, как и с Рузвельтом, и потому отправился в Плимут-Саунд, чтобы встретиться с Трумэном на борту линейного крейсера «Ринаун», пришвартованного рядом с американским военным кораблем «Агуста». Они отлично сошлись. Трумэн заявил, что «король произвел на него впечатление хорошего человека» [198] Judd . Op. cit. P. 217. . Среди прочего говорили и об американских атомных бомбах, первую из которых Трумэн распорядился сбросить на Хиросиму через четыре дня, 6 августа.

Тем не менее внутри страны дела складывались совсем непросто. Последние всеобщие выборы состоялись больше десяти лет назад. Коалиционное правительство сплотило трудное военное время, но теперь предстояло определиться с курсом внутренней политики, и тут начались идеологические разногласия. Черчилль надеялся, что его коалиция все же продержится у власти до разгрома Японии, но Эттли настаивал на скорейших выборах. Взгляды на политическое будущее расходились все сильнее, Черчилль в конце концов согласился с настояниями лейбористов и 23 мая отправился во дворец с прошением о роспуске правительства. Выборы были назначены на 5 июля, а их результаты должны были подсчитываться через три недели – это время требовалось, чтобы доставить избирательные бюллетени из военных частей, расквартированных за границей.

Черчилль не сомневался в победе; 25 июля, за день до подсчета голосов, он сообщил королю свой прогноз: консерваторы вернутся с большинством процентов в тридцать – восемьдесят [199] Wheeler-Bennett . Op. cit. P. 635. . Но он совершенно не учел настроений простых британцев. Те вовсе не собирались благодарить премьер-министра, руководившего страной во время войны, а, казалось, рвались наказать консерваторов за просчеты межвоенных лет, когда партия почти бессменно правила страной лишь с двумя небольшими перерывами. Консерваторы потеряли 160 мест, а лейбористы получили 230, с огромным большинством в 180 голосов. Вечером 26 июля Черчилль поехал во дворец доложить об отставке и рекомендовать королю послать за Эттли. Король назвал встречу «очень печальной». Недоверие, с которого пять лет назад начинались отношения с Черчиллем, давно уже сменилось взаимной симпатией и тем, что официальный биограф короля назвал «необыкновенной доверительностью» [200] Ibid. P. 636. . И действительно, король точно так же жалел своего проигравшего премьера, как пять лет тому назад Чемберлена, когда его постигла та же участь. «Мы встретились с Уинстоном в семь часов вечера, и я… сказал ему, что поражен людской неблагодарностью относительно того, как он руководил страной во время войны, – записал король в дневнике [201] Ibid. . – Мы распрощались, и я поблагодарил его за то, что все пять лет он мне помогал». Через полчаса король уже принимал Эттли; казалось, тот дивился своей победе не меньше, чем Черчилль – своему поражению.

Кроме того, перед королем стояла задача более личного свойства: предстояло решить, чем занять герцога Виндзорского. Пока шла война, с этим можно было подождать, но, когда стало более-менее ясно, что скоро все закончится, дворец стал задумываться, где может жить и что может делать старший брат короля. И сам герцог уже в январе заговорил о том, что мог бы уйти с поста генерал-губернатора Багамских островов в конце апреля, за несколько недель до окончания традиционного пятилетнего срока. Начали обсуждать разные варианты, и герцогу больше всего понравились два: очередная представительская должность за рубежом либо возвращение в Британию. Оба были неприемлемы для дворца; Ласеллз утверждал, что ему лучше всего обосноваться в Соединенных Штатах Америки и жить там как частное лицо, но герцог, никогда на забывавший о своих финансах, мог поступить так, только имея какую-нибудь официальную должность, иначе избежать огромных американских налогов было бы невозможно. Но этому решительно воспротивился дворец. Когда подошло время объявить об официальной отставке герцога, ничего так и не решили; объявили только о том, что супруги отбыли на отдых в Майами. В конце концов экс-королю не осталось ничего иного, как вернуться во Францию, где до войны он жил в изгнании.

В феврале того года Логу исполнилось шестьдесят пять лет, но он не думал уходить на покой и продолжал принимать пациентов; среди них был и двадцатидевятилетний Майкл Астор, сын виконта Астора, состоятельного владельца газеты Observer, который вслед за отцом хотел пойти в политику. 3 июня Мьевилль, познакомивший их, написал Логу и поблагодарил его «за то, что он сделал для молодого Астора», ставшего кандидатом от консерваторов в Восточном Суррее. «Он, скорее всего, пройдет, место, в общем, очень спокойное, но, боюсь, оказавшись в палате общин, сделает немного», – добавил Мьевилль. Он оказался прав в обоих случаях: Астора выбрали, но он проработал в парламенте лишь до 1951 года и почти не проявил себя в общественной жизни страны.

Для Лога радость от наступления мира скоро омрачилась волнениями за семью. Климат Восточной Африки подорвал здоровье Лори: в апреле 1944 года в Могадишо он перенес острую дизентерию, и, хотя Энтони писал о ней в юмористических тонах, болезнь оказалась очень серьезной. За несколько месяцев он неоднократно лежал в госпиталях и там, и в Найроби. Родители всеми способами старались вернуть его домой, для чего Логу пришлось использовать свои связи во дворце. Лори был отпущен из своей части в начале декабря с медицинской категорией D – временно непригоден для военной службы – и 10 января отбыл в Британию. Через несколько дней Лог написал Мьевиллю и поблагодарил его за помощь: «Лори… был уже на пределе и долго бы не продержался… Не могу передать, до какой степени мы с Миртл благодарны Вам».