Стенли Лейн-Пул - Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев

Арабский хронист, склонный больше описывать военные подвиги, никогда не забывал написать и о положении мирных жителей. Стоит заметить, что, указывая на добродетели важного сеньора, он особенно подчеркивает его справедливое и сострадательное отношение к своим подданным. С восхищением Ибн аль-Асир упоминает в «Атабегах» о правителе Мосула Ак-Сонкуре (Белый Сокол). Он называет его «мудрым правителем и защитником своего народа». Справедливость была характерной чертой всего периода его правления. Товары на рынках были дешевы, дороги абсолютно безопасны, повсюду царил порядок. Его принципом было заставить отвечать за преступления ту область, в которой оно произошло: если на караван нападали грабители, то ближайшая деревня должна была возместить убытки купца, так что все население исполняло функцию полицейского, оказывая покровительство путешественникам. Имеются свидетельства, что этот добрый правитель ни разу не нарушил своего слова, и то же самое можно сказать и о многих других мусульманах, в отличие от вождя христиан эпохи крестовых походов. Пример справедливого и добродетельного вождя вызывает среди его слуг желание подражать ему, и несложно во многих случаях проследить последствия такого влияния. Крупный феодал старался окружить себя преданными слугами и вассалами, которые могли поддержать его на войне, помочь расширить границы владений и проводить его политику при управлении своими поместьями. От их преданности зависело процветание его семьи. Когда феодал умирал, его вассалы и мамлюки объединялись вокруг его наследника, помогали вступить во владение фьефом и оказывали ему поддержку. Ни один слабый правитель не имел шанса остаться у власти в это бурное время. Он должен был быть сильным на войне и непреклонным в условиях мира. Зачастую случалось, что эмир не мог удовлетворить требования или гарантировать преданность своего окружения, которые передавали властные функции более популярному властителю.

Несмотря на то что призванием многих властителей империи была только война и они отличались свирепым нравом, ничто так не привлекает в цивилизации Сельджукидов, как то огромное значение, которое они придавали образованию и науке. Несмотря на то что училища существовали в мусульманских странах и прежде, следует признать, что сельджуки в XI–XII вв., прежде всего благодаря влиянию Низама аль-Мулька, улучшили и подняли уровень образования на Востоке на более высокую ступень. Известные медресе Низамия в Багдаде, основанные самим визирем, стали тем средоточием научной деятельности, откуда жажда познания мира распространилась на Персию (Иран), Сирию и Египет. Подобным центром высокого знания стал Университет Азхар (аль-Азхар) в Каире. Среди сельджукских правителей основание нового училища становилось столь же благочестивым поступком, как и возведение мечети или отвоевание города у «неверных». Подобно им могущественные феодалы и представители многочисленных династий, возникших, когда власть Сельджукидов клонилась к закату, обращали особое внимание на вопросы образования, и ко времени Саладина центрами науки и образования стали Дамаск, Алеппо, Баальбек, Хомс, Мосул, Багдад, Каир и другие города. Преподаватели переходили из училища в училище, совсем как наши средневековые ученые странствовали из одного университета в другой. Многие из этих образованных людей и государственных министров (часто они совмещались в одном лице) были потомками тех придворных, что служили сельджукским султанам. Атабек Мосула Занги, несмотря на всю свою энергию и военный талант, вряд ли удержал бы бразды правления своей обширной империи, если бы не помощь его визиря и правой руки Джамала ад-Дина, прозванного аль-Джавад, Щедрый, дед которого устраивал бега леопардов при дворе султана Мелик-шаха. Он удачно руководил работой нескольких правительственных кабинетов, и настолько притягательными были его манеры и искусство вести беседу, что Занги приблизил его к себе и дал ему должность генерального инспектора своего княжества и председателя дивана (государственного совета). Его содержание равнялось десятой части всех взращенных плодов земли, и он тратил его неограниченно на дела благотворительности: щедро жертвовал на нужды паломников в Мекке и Медине, строил акведуки и мечети, содержал ушедших на покой людей. Когда Занги умер, «воздух потрясли рыдания сокрушенных горем» вдов и сирот и бесчисленных бедняков, считавших его своим благодетелем.

Ряды образованных и ученых людей пополнялись из всех частей мусульманского мира. Профессоров из Нишапура с удовольствием слушали в аудиториях Дамаска. Персидские мистики, такие как ас-Сухраварди, встречались с традиционалистами, такими как Ибн Асакир, чьи похороны в 1176 г. посетил сам Саладин. В том же году в Каир приезжает иностранец из Хативы в далекой Андалусии, привлеченный слухами о возрождении там научного знания. Это был Ибн Фирро, сочинивший большую поэму из 1173 стихов на основе хадисов Корана «ради вящей славы Аллаха». Этот кладезь знаний скромно признался, что его память отягощена таким количеством знаний, что под их тяжестью падет верблюд. Тем не менее, когда пришло время выступить перед переполненным слушателями залом, от него так и не услышали ни одного достойного слова. Неудивительно, что кади (духовное лицо, несущее обязанности судьи) аль-Фадиль, правитель Египта при Саладине, дал ему приют в своем доме и похоронил его в своем личном мавзолее. Присутствие таких философов, обладавших холодной мудростью, смягчало порывистый и горячий нрав вождей. Многие из великих воителей этого века находили отдохновение в обществе людей культуры. И хотя победоносный атабек мог воскликнуть, что «звон мечей милее ему музыки сладкоголосых певцов, и встретиться с достойным врагом – большее удовольствие, чем игры с женщиной», все же ему нравилось общаться с мудрым советником аль-Джавадом. Его наследник Нур ад-Дин был предан обществу ученых мужей, поэты и писатели собирались при его дворе, в то время как Саладин находил особое удовольствие в разговорах с известными богословами и важными юристами. Самый кровожадный феодал не мог обойтись без поэта и историка. Ту же картину можно было наблюдать и спустя столетия в эпоху мамлюкских султанов Египта. Какими бы варварами и дикарями они ни выглядели, склонные к кровавым преступлениям и предательству, они любили искусство, поощряли развитие изящной словесности и украсили Каир памятниками изысканной архитектуры. Дело представляется таким образом, что на Востоке насилие может всегда идти рука об руку с культурой и хорошим вкусом, и не один мрачный Саул находил отдохновение после своих подвигов в музыке и пении.