Вячеслав Манягин - Грозный. Апология русского царя

Схваченный князь Семен сначала пытался отговориться своим «скудоумством», но, в конце концов, признался, что «как и многие бояре был против присяги царевичу Дмитрию и за то, чтобы наследником престола стал Владимир Андреевич. Бежать же надумал, так как испугался, что не удастся «это дело укрыть». Из чего становится ясно, что наиболее пикантные подробности бунта царю известны не были. Несмотря на его откровения, судьи, назначенные из числа бояр, «намеренно не придали значения показаниям князя Семена насчет заговора княгини Ефросиньи и знатных бояр. Главными сообщниками Семена Ростовского были объявлены княжие холопы» (Скрынников).

Таким образом, несмотря на попытки сгладить эффект от показаний «скудоумного» Семена Ростовского, царь впервые узнал о грозившей его семье опасности. Если бы царю нужен был повод, чтобы разделаться с заговорщиками, то лучшего и искать не стоило. Тем более что незадолго до того умер при очень загадочных обстоятельствах маленький Димитрий, которого, якобы случайно, уронила в реку кормилица. Потеря первенца, казалось, могла бы пробудить в сердце Иоанна «дремлющую» месть. Будучи «жестоким тираном» (каким пытаются нам его представить), что должен был сделать Грозный со злоумышленниками?

Казнить Лобанова-Ростовского государь имел законное право: суд Боярской думы приговорил перебежчика к смерти. Но царь Иоанн был милосерден. После ходатайства митрополита Макария он помиловал князя и отправил его не на плаху, а в Белоозеро – место ссылки знатных особ, где они могли неплохо устроиться, жить с семьями и множеством слуг, как, например, жил там князь Владимир Воротынский. Остальные участники заговора, видимо, прикрытые от государева гнева покровителями и неправедными судьями, не испытали никаких неприятностей и остались на своих высоких постах. Двоюродного брата, князя Владимира Старицкого, царь не только не покарал, но и в сердце своем не имел ничего против него, что лучше всего подтверждается следующим фактом: в 1554 году Иоанн составил завещание, по которому Владимир Андреевич назначался, в случае смерти государя, правителем при малолетнем наследнике престола.

Но Сильвестр и Адашев уже никогда больше не вернули расположения государя.

Вопреки заверениям многих историков, временщики не были бескорыстными радетелями о народном благоденствии. Их ставленники по всей Руси обложили посадских людей такими поборами и штрафами, что народ не выдержал и повсеместно взбунтовался. Правительство реформаторов ответило репрессиями. В 1554-1555 годы в Москве состоялись массовые казни тех, кто посмел возмущаться «оскудением жизни». Но в следующем году беспорядки с новой силой вспыхнули в Новгороде, Владимире, Рязани и других крупных городах. Были убиты многие правительственные чиновники.

Не с лучшей стороны дуумвират проявил себя и на дипломатическом поприще. В 1557-1558 гг. Сильвестр и Адашев усиленно подталкивали царя к войне с Крымским ханством, что означало в перспективе столкновение с находившейся в расцвете сил Турецкой империей. Через 150 лет Петр I в подобной ситуации потерпел сокрушительное поражение и был вынужден подписать позорный Прутский мир (1711 г.). Недаром Екатерина II, прежде чем присоединить Крым к России, добилась его освобождения от турецкого протектората.

Царь Иоанн понимал всю опасность войны с Крымом, который был естественной крепостью, окруженной морскими заливами и безводными степями. Однако Адашев не желал ожидать 200 лет и взял политический курс на немедленное присоединение Тавриды. Для выполнения этой задачи на русскую службу был принят польский авантюрист князь Вишневецкий. Причем только благоразумие Грозного помогло избежать столкновения с королем Сигизмундом: царь не принял преподнесенных ему «в подарок» польских владений Вишневецкого.

Новый подданный Иоанна совместно с Данилой Адашевым, братом временщика, совершил набег на Крым, раздразнив будущего разорителя Москвы Девлет-Гирея. В то же время сам временщик Алексей Адашев фактически сорвал переговоры с представителями Ливонского Ордена, что, как указывает Кобрин, привело к началу военных действий в Прибалтике. Россия оказалась втянутой в войну на два фронта, чего так стремился избежать государь. Мало того, в разгар наступления в Ливонии Адашев заключает с Орденом перемирие, за время которого рыцари успевают сговориться с Польшей. В результате «блистательной» дипломатии Адашева Россия встретила 1560 год в окружении врагов: Крыма, Польши, Литвы, Ливонии и Швеции.

Неудачи «Избранной Рады» во внешней и внутренней политике, превышение Адашевым своих полномочий в сношениях с иностранными государствами и его открытое неподчинение царской воле стали основными причинами падения временщиков. Но были и другие.

В конце 1559 года царь собрался с больной женой (Анастасией Романовой) на богомолье. Сильвестр, как обычно, стал препятствовать поездке царской семьи по монастырям. Тогда произошло решительное столкновение, подробности которого неизвестны. Тринадцатилетнее правление дуумвирата близилось к закату. В июле 1560 года А. Адашев был послан в Ливонию третьим воеводой Большого полка. Для честолюбца это назначение было ссылкой. Сильвестр же «добровольно» удалился в Белозерский монастырь.

Однако последний акт драмы был еще впереди. Седьмого августа 1560 года, после длившейся девять месяцев болезни, скончалась любимая всеми, кроме Сильвестра и Адашева, царица Анастасия. Как считал царь (и его подозрения подтвердились современными исследованиями), царица была отравлена. Под подозрение попали временщики и княгиня Ефросинья Старицкая. Для вынесения приговора был созван специальный собор бояр и духовных лиц. Митрополит Иоанн (Снычев) отмечает: «Произведенное дознание показало, что нити заговора тянутся к опальным вельможам – Адашеву и Сильвестру. Смерть царицы, по замыслу отравителей, должна была положить конец высокому положению при дворе ее братьев (Захарьиных), в которых видели опасных конкурентов в борьбе за власть. И снова Иоанн пощадил жизнь заговорщиков. Сильвестр был сослан в Соловки, а Алексей Адашев взят под стражу в Дерпте, где и умер вскоре естественной смертью от горячки, лишив будущих историков возможности лишний раз позлословить о «терроре» и «жестокости» царя».

«Синклит» пал, и боярское правление, наконец, закончилось. Но схватка между державной политикой царя и сепаратизмом удельных князей не затихла, а ожесточилась и привела к открытому политическому противостоянию.

Каким вступил в эту борьбу Иоанн? Мрачным тираном на троне? Деспотом, окруженным всеобщей ненавистью? Вот что писал о своем государе русский современник: «Обычай Иоаннов есть соблюдать себя чистым пред Богом. И в храме, и в молитве уединенной, и в совете боярском, и среди народа у него одно чувство: «Да властвую, как Всевышний указал властвовать своим истинным помазанникам!» Суд нелицеприятный, безопасность каждого и общая, целость порученных ему государств, торжество веры, свобода христиан есть всегдашняя дума его. Обремененный делами, он не знает иных утех, кроме совести мирной, кроме удовольствия исполнять свою обязанность; не хочет обыкновенных прохлад царских… Ласковый к вельможам и народу – любя, награждая всех по достоинству – щедростию искореняя бедность, а зло – примером добра, сей Богом урожденный царь желает в день Страшного суда услышать глас милости: «Ты еси царь правды!» (Карамзин).