Катя Федорова - О том, что есть в Греции

• На следующий день увариваем до готовности – минут 15–20: проверяйте, готов ли сироп. Варенье снова будет пениться, так что надо будет снова аккуратно снять пену.

• Как только варенье будет готово, добавляем ванилин и лимонный сок, миндаль – по желанию.

• Потряхиваем кастрюлю время от времени в течение еще 15 минут, после того как снимем его с огня. Таким образом сироп наполнит ягоды и сделает их крепкими и сочными.

Ноябрь, море. Солнце шпарит, прет тепло к земле сколько-то там тысяч километров, но у самой поверхности все его старания подрезает свежий осенний ветер. Ощущения – как будто включили батареи и открыли настежь окна.

Из машины выходит бабушка в дезабилье и панамке. Ее сопровождает муж, задраенный одеждой наглухо, как человек в футляре.

Обоим лет, наверное, по семьдесят. Или даже по семьдесят пять. Бабуля погружается в воду и мерно плывет вдоль берега. Супруг не отстает. Ровно держит ее скорость, шагая по песку.

Бабушка накупалась. Муж ее вытер. Завернул в полотенце. К машине они вернулись вместе. Такая неинтересная для физики задачка – две точки движутся параллельно с одной скоростью и не расстаются. А в жизни попробуй ее реши. Чтобы увеличивался не только возраст, но и чувства.

Рядом с остановкой, где агиос-стефановцы ждут автобуса, притормозила машина. За рулем – мужчина. К нему подошла женщина, они заговорили. Их тет-а-тет властно прервал опрятный нищий. Популярная в наших палестинах фигура.

Босяк громко попросил евро на кофе. Потом еще евро на булочку. Мужчина маялся, тянул паузу. Женщина молчала, ждала. Попрошайка не стихал. Продолжал заклинать старухой-матерью и семерней по лавкам.

Женщина не выдержала. Взорвалась, как сверхновая:

– Да уйдете вы, наконец! И вообще. Сейчас моя очередь просить! Я, может, тоже хочу кофе и булочку!

– А вы кто? – подозрительно спросил человек с протянутой рукой, внимательно ощупывая взглядом конкурентку.

– Я – его жена.

Нищий стушевался. Женщине, видимо, почудилось осуждение, и она взмахнула плечами, обернувшись к остановке: – Нет, ну а что! Демпингуют тут всякие.

В Греции кипят страсти по литературному Нобелю.

Знакомый официант в кафе принес горячий кофе и свежие новости:

– Слышала? Алексиевич-то? Нобеля взяла.

Я чуть не поперхнулась. Официант интересуется премией по литературе? Тайный интеллектуал, вот это поворот.

– Ты что, читал Алексиевич? – от неожиданности у меня вырвался вопрос, который стыдно задавать даже самому себе.

– Да не. Просто в тотализаторе, где я смотрю собачьи бега, на нее ставили как на фаворита. Я тоже поставил, во! Молодец. Первая пришла.

У греков есть привычка в воскресенье перед обедом устраивать себе аперитив. Заскочить в какую-нибудь таверну на бокал вина. Заморить червячка креветками или жареным сыром, как пойдет. Выпить муската со льдом – осень, последние деньки для белого, надо пользоваться. Солнышко. Хорошо. За большим столом – старуха с семьей. Матриарх. Ожившая картина «Плоды воспитания». Ее дети уже сами старые, почти неподвижный муж, согнувшийся крючком над тарелкой, сорокалетние внуки. Сама старуха – куколка. Глаз не отвести. Накрахмаленная блузка, воротник-стоечка, жемчужная нитка, внакидку нежнейшая розовая кофта, треугольные острые каблучки. На носу модные солнечные очки. Девяностолетняя роза. Ножом и вилкой работает, между тем, проворно, дай бог каждому. И вдруг о черт!

Сомлела роза. Отключилась. Ушла на коду. В одну секунду. Муж встал, негнущимися пальцами рвет жемчужную нитку, сын и дочь слабо хлопают ее по спине. Внучка помчалась за врачом. Паника. Все упрекают себя в том, что расслабились, разнежились, оказались не готовы к катастрофе. Белое вино, последние деньки! Солнышко. Тьфу. Но с другой стороны… Ведь неплохой финал. Близкие рядом. Вкусно покушано, винца выпито. Можно, так сказать, и в путь.

Все или растерялись, или смирились. Все, кроме хозяйки. Она пулей рванула к старухе, мгновенно расстегнула жесткий воротничок, завалила ее прямо на стуле треугольными каблучками вверх, содрала солнечные очки. И о чудо! Старушка вернулась. Воскресла. Задышала. И даже взялась за ложку, чтобы закончить десерт.

Я говорю хозяйке:

– Вы молодец! Быстро как сообразили. Я-то грешным делом подумала, что пирожные она будет есть уже в раю!

Хозяйка категорично повела плечами:

– Ха! Между прочим, у меня сладкое не хуже. И никто не уйдет отсюда, пока его не попробует!

И вы знаете – не обманула. Прекрасный был десерт.

Афины в восемь часов утра пахнут горячим сыром, парной булкой, живыми цветами, мытым асфальтом, подогретой ветчиной, первыми сигаретами, а также немножко пылью и бензином.

Эксархия альтернативно шибает в нос мочой и хешем. Но все на свете человеческие слабости и оплошности исправляет первый, дебютный аромат кофе. Мощный, долготерпеливый и многомилостивый.

Сияют на солнце глянцевые бока баклажанов. Красоту средиземноморских рыб слегка портят презрительный взгляд и скептически поджатые губы. Эдакие старые девы, но не на скамейке возле подъезда, а во льду. Грузные мусорные баки тактично потеют под жарким солнцем в сторонке от кафе. Слезятся, но не дают волю чувствам. У меня в руках Чехов. Земляк-официант раскалывает меня на раз:

– А я сразу понял, что вы русская!

– По книге догадались?

– Да не. По лицу, на гречанку-то вы не похожи. Кстати. Вы, случайно, русский не преподаете?

– Бывает. Хотите мне ученика предложить?

– Да не? Я сам преподаю. Подскажете учебник?

Бокастая, как баржа, равнодушная кошка флегматично пылит мимо бумажной тарелки со свиным шашлыком. Рядом жадно, быстро, на ходу голодные японские туристки опустошают пластиковые стаканчики. Йогурт или быстрорастворимая лапша, надпись иероглифами, явно привезли с собой. С дверей крошечной безымянной конторы непроизвольно срывается жалобный анапест: «Задавайте ваши вопросы – отвечаем бесплатно на них!»

К нам подходит старуха-попрошайка, начинает профессиональный диалог:

– Дайте на кофе. Ну, тогда на хлеб. Бабушка хочет булочку!

И в подобном духе, наконец пауза.

Вдруг она выпаливает, обращаясь к Йоргосу:

– А хочешь, я тебе имя скажу? Того, кто ее любит? – гадалка кивает на меня.

Я молчу, хоть и любопытно.

– Нет, нет, нет, – отказывается Йоргос.

– Дурак ты, – без злости говорит бабка, отходя от нас и качая головой. – Я-то хотела сказать – Афины!