Александр Широкорад - Секретные операции царских спецслужб. 1877-1917 гг.

В 1900 г. испытывалась царская полностью бронированная карета, но она оказалась чересчур тяжела и склонна к опрокидыванию из-за слишком высокого центра тяжести.

За месяц до начала Первой мировой войны дворцовый комендант В.Н. Воейков поднял вопрос о строительстве полностью бронированных вагонов для императорского поезда. В письме от 27 июня 1914 г. с грифом «Совершенно секретно. Лично» к министру путей сообщения С.В. Рухлову Воейков объяснял это совершенствованием техники террора и возможностью «допущения нового вида попыток совершения покушений путем метания разрывных снарядов с летательных аппаратов». Он предлагал министру «безотлагательно выработать особый тип бронированных вагонов для включения таковых в качестве опочивален, салона и столовой для Августейшей семьи, в состав Собственного Их Величеств поезда, причем вагоны эти, при минимальном по возможности весе, в то же время должны обладать наибольшей сопротивляемостью против разрушений, производимых взрывами».

Осенью 1914 г. началось проектирование бронированных вагонов. Первым делом предполагалось построить три вагона – опочивальню, детский вагон для цесаревича и столовую. Вагоны должны были строиться цельнометаллическими с двухслойной броней из хромоникелевой стали. Первый броневой лист толщиной в 6 и второй в 3 мм с расстоянием между ними в 15–30 мм с наполнителем из пробки. Эти вагоны должны были быть готовы через три года.

20 сентября 1914 г. императорский поезд впервые отправился на фронт. Для обеспечения режима безопасности дворцовый комендант Воейков никогда заранее не оповещал свиту о поездке. Поэтому его наградили прозвищем «генерал Секрет».

При движении царского поезда для обеспечения его безопасности, как это было принято со времен Александра II, «Собственный его величества поезд» («литерный А»), периодически, по распоряжению дворцового коменданта, менялся местами со свитским поездом («литерный Б»).

В районе Ставки Верховного главнокомандования царский поезд загоняли на особую ветку. В этом районе действовала особая система охраны, обеспечивавшаяся чинами дворцовой полиции. В 1914 г. начальник дворцовой полиции полковник Б.А. Герарди составил записку, в которой предполагалось командировать от дворцовой полиции в Ставку для охраны царя 71 человека.

Охрана должна была обеспечивать пропускной режим, сопровождать и устанавливать личность прибывавших лиц, поддерживать «порядок, тишину и благочиние» на территории Ставки, вести наблюдение «за населением Ставки», наблюдать за незаконной продажей спиртного, прослушивать телефонные разговоры.

Во время своих визитов в Ставку Николай II жил в своем поезде. Царский поезд в районе Ставки охранялся в три линии. Первая линия – цепь часовых от Сводного пехотного полка, своего рода «живая изгородь». В ночное время количество людей в первой линии увеличивалось. Главной задачей ставилось препятствование проникновению посторонних лиц через «живую изгородь» на территорию Ставки. Всех приходящих в охраняемый район направляли на пропускные пункты. Охране сообщались пароль и отзыв. Вторая линия охраны состояла из часовых из 1-го Железнодорожного полка. Расстояние между линиями было не менее 100 шагов. Третья линия охраны – это конные разъезды Собственного конвоя от сумерек до рассвета.

Судьбе было угодно, чтобы столь хорошо охраняемый царский поезд стал ловушкой для Николая II. В Петрограде начались волнения. Из воспоминаний очевидца, дворцового коменданта Воейкова: «В понедельник [23 февраля] вечером по поручению Ее Величества ко мне позвонил из Царского Села обер-гофмаршал граф Бенкендорф, передавший, что государыня очень беспокоится за детей ввиду всего происходящего в столице и предлагает выехать с детьми навстречу Его Величеству. Кроме того, граф Бенкендорф мне сообщил, что основанием беспокойства Ее Величества явились сведения, полученные от военного министра генерала Беляева, так как ни с кем другим из членов правительства в данное время войти в контакт нельзя. По словам генерала Беляева, волнения в Петрограде настолько разрослись, что нужно опасаться движения революционной толпы из Петрограда в Царское Село.

Поставив тотчас министра двора в известность о подробностях моего разговора с графом Бенкендорфом, я немедленно пошел к государю.

Когда я доложил Его Величеству содержание разговора с графом Бенкендорфом, государь сказал: “Ни в каком случае… Больных детей возить поездом… ни за что”. (В то время уже четверо из детей были больны корью.) Затем государь добавил: “Передайте Бенкендорфу, чтобы он доложил Ее Величеству, что ввиду создавшегося положения я сам решил сейчас ехать в Царское Село, и сделайте распоряжения для отъезда”.

Я доложил государю, что он может сейчас же ехать ночевать в поезд, что все приготовлено и что поезд может через несколько часов идти в Царское Село. Затем я прошел к генералу Алексееву предупредить о предстоящем отъезде Его Величества. Я его застал уже в кровати. Как только я сообщил ему о решении государя безотлагательно ехать в Царское Село, его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение и он с ехидной улыбкой слащавым голосом спросил меня: “А как же он поедет: разве впереди поезда будет следовать целый батальон, чтобы очищать путь?”

Хотя я никогда и не считал генерала Алексеева образцом преданности царю, но был ошеломлен как сутью, так и тоном данного им в такую минуту ответа…

От генерала Алексеева я прямо пошел к государю, чистосердечно передал ему весь загадочный разговор с Алексеевым и старался разубедить Его Величество ехать при таких обстоятельствах, но встретил со стороны государя непоколебимое решение во что бы то ни стало вернуться в Царское Село».

Царские поезда (поезд «А» – царский и поезд «Б» – свитский) остановились в 2 часа ночи на станции Малая Вишера. Там офицеры конвоя получили сведения, что следующая станция Тосно занята революционными войсками. Было ли это на самом деле, до сих пор не установлено. Достоверно лишь известно, что с Тосно не было телеграфной связи. Царь приказал ехать в Псков.

В 10 часов вечера 1 марта царский поезд приходит на станцию Псков. К вагону царя идет командующий Северным фронтом генерал Н.В. Рузский. Ступив на подножку, он оборачивается к столпившимся на платформе придворным, прибывшим вместе с царем, и, чуть заметно усмехаясь, говорит: «Господа, придется, кажется, сдаться на милость победителя».

Рузский заявил царю, что главное – это успешное продолжение войны с Германией. Для этого царю следует пойти на соглашение с Думой и создать ответственное министерство. Николай отмалчивается. Он ждет вестей от генерала Иванова.