Александр Бушков - Томагавки и алмазы [litres]

Екатерина умела быть благодарной. За самоотверженную работу Димсдейл получил потомственный титул барона, чин советника (по Табели о рангах равнявшийся генерал-майору), десять тысяч фунтов вознаграждения и пенсию – пятьсот фунтов в год. Не забыли и «донора», Сашеньку Маркова – Екатерина пожаловала ему потомственное дворянство, новую фамилию – Оспинный – и положила в банк до его совершеннолетия 3000 рублей (впоследствии Александр Оспинный по протекции Екатерины поступил в Пажеский корпус и служил офицером).

Тот редкий случай, когда англо-русские отношения послужили добру. Большей частью случалось как раз наоборот…

Но даже после этого, говоря современным языком, резонансного события, ставшего известным европейским державам через их послов, ученый и медицинский мир Европы Димсдейла проигнорировал совершенно. И игнорировал оспопрививание еще тридцать лет, пока не появилась книга Дженнера. Лично я объяснить это не в состоянии.

Видимо, все дело еще и в том, что Димсдейл был начисто лишен пробивных способностей. Он так и не пытался добиться признания своего открытия, умер в 1800 г., так ни разу и не попытавшись заявить о своем приоритете. Бывают такие творцы…

К сожалению, параллельно с расцветом науки и культуры расцветала и преступность, как это случается в больших городах. В XVIII в. насчитывалось уже 200 преступлений, каравшихся смертной казнью (кстати, уголовным преступлением считалась и порубка вишневого дерева). Но помогало плохо. (П. Акройд считает даже, в отличие от Тревельяна, у которого я взял первую цифру, что количество преступлений, каравшихся повешением, составляло не 200, а 350. В середине века в «Трактате о работе столичной полиции» говорилось, что «в Лондоне занимаются криминальной деятельностью 115 000 человек»). То есть каждый седьмой лондонец. Два газетных сообщения из превеликого множества: «Около полуночи одного джентльмена остановили на Холборне двое разбойников, и когда он начал сопротивляться, застрелили его насмерть и ограбили». «Некий Ричард Уотсон, сборщик податей, был найден варварски убитым в своей будке». Вот два чисто бытовых отрывка из «Дневников» священника Вудфорда:

«1777 год. 22 июля. Роберт Бигген, привязанный к тележке, подвергся сегодня днем бичеванию палача на улицах Кэри (Сомерсет) за кражу картофеля. Его бичевали на всем пути от Джордж Инн до Энгел, оттуда вели обратно вдоль улицы к королевскому дубу в Южном Кэри и назад к Джордж Инн. Так как он был рецидивистом, здесь собрали 17 шиллингов 6 пенсов для палача, чтобы воздал ему должное. Но это нельзя считать дорогой оплатой – палач был старик и весьма гнусный малый. Со своей стороны я не внес на это ни единого фартинга».

«1781 год. 7 апреля. Позволил моему слуге Вилли пойти сегодня утром в Норидж, чтобы посмотреть на трех разбойников, повешенных там сегодня. Вилли вернулся около 7 часов вечера. Они были все трое повешены и казались раскаявшимися».

Это – будни. Днем улицы Лондона кишели карманниками, а ночью – разбойниками. Попадались и откровенные экзоты – например, приходский викарий, по каким-то своим причинам застреливший из пистолета свою знакомую.

Именно в XVIII в. появилось еще одно изобретение – джин. Попросту спирт, перегнанный с можжевеловыми ягодами. Пойло было дешевое и по мозгам било, как кувалда. На дверях лондонских кабаков одно время висели объявления: «Здесь вы можете напиться на пенни или упиться до бесчувствия на два». Правда, определенная забота о клиенте все же присутствовала: задние комнаты кабаков были устланы соломой, и там во множестве лежали те, кто одним пенни не ограничился…

Давайте поговорим о чем-нибудь повеселее. Если уж речь идет об английской истории, по-моему, просто невозможно пройти мимо уникального для Европы явления под названием «шотландские браки» – колоритнейшей страницы истории Великой Британии.

До середины XVIII в. в Англии процветали тайные браки – парочки вступали в брак, никого не ставя в известность (что, как легко догадаться, особенно напрягало родителей молодых особ). «Нелегальными» бракосочетаниями особенно славился Лондон. Центры этого… даже не знаю, как сказать: промысла? ремесла? – известны наперечет: часовня пастора Кейта на Мэйфере (в ту пору далеко не таком респектабельном квартале, как впоследствии), часовня… тюрьмы Флит и даже респектабельный отель «Савой». Там обосновался некий священник доктор Джон Уилкинсон и даже нахально вывесил объявление следующего содержания: «Бракосочетание. Процедуры проводятся регулярно в атмосфере полной секретности и с соблюдением норм благопристойности. Вы можете незаметно попасть в нашу часовню – для этого существует пять подходов посуху и два по воде!»

Законов, способных это как-то запретить, не было. До 1754 г., когда такой закон, решительно менявший процедуру бракосочетания, все же был принят парламентом. По имени его автора его назвали «Актом лорда Хардвика». Закон требовал, чтобы о предстоящем бракосочетании непременно оглашали предварительно в приходской церкви, и не один раз – чтобы тот, кто знал что-то, способное браку помешать, пришел в церковь и рассказал священнику. Ну, и родители и родственники узнавали заранее и получали кое-какую возможность свадьбу расстроить, если она их почему-то не устраивала.

(Интересно, что точно такой же обычай – три воскресенья подряд оглашать в церкви о каждой предстоящей свадьбе – существовал и в России до самой революции.)

Был, правда, способ сочетаться браком без огласки – за не такие уж большие деньги приобрести так называемую брачную лицензию. Причем отнюдь не в какой-нибудь нелегальной лавочке. В Лондоне был обширный квартал под названием Докторс-Коммондс. Собственно, это название принадлежало расположенному там церковному суду, решавшему дела семейные, наследственные и почему-то по делам Адмиралтейства (какое отношение имела церковь к Адмиралтейству, лично мне решительно непонятно, но так уж обстояло). Однако название постепенно перешло на весь квартал. Там размещались многочисленные конторы адвокатов при церковном суде и канцелярия генерального викария (заместителя епископа). Она брачные лицензии и выдавала. Отказывали в одном-единственном случае: если один из вступающих в брак не достиг двадцати одного года, но согласия родителей не предъявил.

К слову, вплоть до революции в России действовало примерно такое же правило: мужчинам разрешалось венчаться с восемнадцати лет, девушкам – с шестнадцати, но не достигшие двадцати одного года должны были при подаче в церковь нужных бумаг предъявлять и согласие родителей, без которого венчать категорически запрещалось (а офицеры, не достигшие двадцати трех лет, должны были сначала получить разрешение полкового командира).