Александр Бушков - Томагавки и алмазы [litres]

А тут еще крайне непонятные известия из Брауншвейга… За принца Брауншвейгского вышла старшая сестра Георга Августа. Нет, сама она, в отличие от вышеперечисленных родственничков, никогда не стала бы причиной скандала – женщина была приличная и добропорядочная. Там другое. Приехав в Брауншвейг, Августа обнаружила, что у ее мужа есть давняя фаворитка, ничуть не намеренная с женитьбой вельможного любовника уходить в тень. Эта особа преспокойно продолжала держать себя как законная супруга – а английская принцесса оказалась в роли чуть ли не Золушки.

Такие дела…

Но еще более страшным ударом стала неожиданная смерть маленькой дочери короля Амелии, самой любимой из детей. Болезнь устремилась вперед семимильными шагами. Конечно, Система работала безукоризненно – но король пришел в такое состояния, что с ним требовалось что-то делать. Разумеется, и речи не могло быть о том, чтобы упрятать его величество в Бедлам – это не место для коронованных особ. Выход отыскали простой, но надежный: при короле круглосуточно находились несколько дюжих лакеев…

Все это продолжалось слишком долго и затронуло слишком много людей, чтобы оставаться тайной для страны… В 1810 г. король пришел в такое состояние, что его даже ради соблюдения светских приличий нельзя было держать на троне и уж тем более показывать публике. Регентом королевства официально назначили принца Уэльского Георга, а короля попросту изолировали во дворце.

Он прожил еще десять лет – но не дай бог такой жизни никому из нас… Георг Третий ослеп, полностью потерял слух. Под неусыпным присмотром на ощупь бродил по залам и коридорам дворца, произносил речи перед воображаемым парламентом, давал аудиенцию иллюзорным придворным, проводил смотры призрачным полкам. Война в Европе отгремела, Наполеон был окончательно побежден и отправлен в ссылку – но Георг об этом ничего не узнал, потому что уже давно не был в состоянии воспринимать действительность.

Психические болезни – вещь во многом загадочная до сих пор… Однажды пришедшая навестить супруга королева застала его в натуральнейшем просветлении: Георг сидел за клавесином и пел церковный гимн, аккомпанируя себе вслепую. Потом опустился на колени и вполне разумно стал молиться о королеве, о детях, об Англии и, наконец, о себе – просил Господа либо смягчить его участь, либо дать силы перенести все с совершеннейшим смирением. Закончив молиться, он впал в прежнее состояние.

В 1820 г. Георг Третий отмучился. Лично мне его по-человечески жаль. И на ум снова приходит цитата из одного из любимых романов.

«И я стою на дороге, и вижу призрак, и меня мучает вопрос, которого мне вовек не решить…»

Вопрос в данном случае таков: почему столь жуткая кара (к которой следует добавить и смерть любимого ребенка) обрушилась на человека, в сущности, простого и доброго, никогда никому не сделавшего зла? Единственный его грех – то самое двоеженство, на мой взгляд, не заслуживает такого страшного наказания. Особенно если вспомнить, сколько злодеев и подлецов, иногда заляпанных кровью по уши, прожили долгую и благополучную жизнь и мирно умерли в своей постели.

И в который раз убеждаюсь: нам не дано понять Господа и дела его, и мысли его, и побуждения его…

Писать о Георге Четвертом невероятно трудно. Потому что писать, собственно, практически нечего. Его биография – это биография гуляки, кутилы, повесы, завсегдатая веселых домов и довольно подозрительных кабачков. С восемнадцати лет в компании собутыльников, дружков-приятелей (не друзей! настоящих друзей у него никогда не было) принц инкогнито болтался по самым злачным местечкам.

Жениться он ухитрился, так сказать, совершенно самостоятельно, вопреки правилам, принятым в королевских домах, вообще не ставя в известность родителей. Заключил брак с очаровательной, совсем юной вдовушкой Мэри Фитцгерберт. Пикантность в том, что она была католичкой, брак был заключен по католическому обряду католическим священником. Меж тем, согласно строгим законам, наследник английского престола мог жениться только на протестантке.

Тогда же, в 1785 г., об этом стало известно. Назревал грандиозный скандал, пусть и в узком кругу. И Георг, что называется, спраздновал труса, заявил что-то вроде: меня не так поняли, это была шутка юмора, игра такая… Было много людей, которые знали и священника, и свидетелей и видели составленное по всем правилам брачное свидетельство. Вот только католики в Англии имели лишь самую чуточку больше прав, чем негры на плантациях в южных штатах, и добиться правды им было попросту нереально. Так что Георг оказался самым что ни на есть холостяком.

Правда, потаенно связь с Мэри он поддерживал еще добрых двадцать пять лет, до 1811 г., когда стал регентом при окончательно обезумевшем отце. Двадцать пять лет – срок немаленький, если со стороны Георга и в самом деле было подлинное чувство, то это единственный случай, когда о Георге можно сказать что-то хорошее. Больше – ну абсолютно нечего.

«А мог бы жизнь просвистеть скворцом…» – писал в одном из стихотворений Осип Мандельштам. Собственно, это с Георгом Четвертым и произошло: просвистал жизнь скворцом. Вся его жизнь – беспрерывная цепь кутежей, гулянок, развлечений предосудительных и не особенно. Можно упомянуть, что он прославился как образец элегантности, за что получил даже прозвище Первый Джентльмен Европы, – но такая слава немногого стоит и мгновенно гаснет, как только меняется мода.

Единожды Георг даже проявил себя на ниве изобретательства – изобрел пряжку для мужских туфель совершенно нового фасона. Но кто сейчас об этом помнит?

И в качестве регента, и став королем, государственными делами он не занимался совершенно – хотя такие возможности у английских королей имелись, даже несмотря на их до предела урезанные права. Даже простой душой и не терпевший «казенщины» Георг Третий иногда вмешивался в серьезные государственные дела – до того, как его накрыло безумие. Причем проявлял несвойственные ему, казалось бы, решимость и волю. Однажды он подал в парламент на утверждение два документа: акт о некотором послаблении католикам и весьма важный билль об индийских делах. Парламент заартачился. Тогда Георг совершенно серьезно заявил: в таком случае он бросает все к чертовой матери и уезжает в Ганновер, где ему будет хорошо и уютно – благо там и в проекте нет строптивой оппозиции. А на английский трон господа парламентарии могут сажать кого им угодно, пусть хоть сами сидят по очереди, ему плевать. Видя, что король не шутит, парламентарии дрогнули и оба документа утвердили. Ожидать чего-то хотя бы отдаленно похожего от Первого Джентльмена Европы было бы утопией…