Уилбур Смит - Полет сокола

На следующее утро Мзиликази снова восседал на троне, с виду нисколько не пострадавший от испытаний предыдущего дня. Когда на арену выпустили священного быка чавала, сыновьям пришлось удерживать отца, чтобы он не выскочил сражаться голыми руками.

Самые сильные воины, по одному от каждого полка, разделись до набедренных повязок и ждали, присев на корточки по обе стороны королевского кресла.

Бык – глубокой черной масти без единого пятнышка, с высоким горбом и лоснящимися боками – мчался по арене, высоко задрав голову, увенчанную могучими рогами, и вздымая копытами красную пыль. Из всех королевских стад выбрали самое красивое животное. Гордо ступая, он прошелся по кругу, фыркая, наклоняя голову и цепляя кривым рогом все, что попадалось под ноги.

Король отчаянно вырывался из рук сыновей, брызгая от возбуждения слюной. Он поднял копье и, потрясая им, прокричал:

– Булала инкунзи! – Убейте быка!

Ожидавшие воины вскочили на ноги, дружно салютуя королю, выскочили на арену и рассредоточились полукругом, заученно выполняя маневр джикела, которым окружали врага.

Черный бык развернулся навстречу и резко притормозил. Тяжело мотая головой из стороны в сторону, он оценивал силы нападавших, потом выбрал того, кто шел посреди строя, и ринулся на него. Воин оставался на месте, приглашающим жестом раскинув руки. Бык наклонил голову и ударил его. Зуга ясно слышал, как хрустнула кость, но человек обхватил руками шею зверя и крепко вцепился в нее. Пытаясь освободиться, бык то нагибал голову, то высоко вскидывал, но руки держали крепко. Кольцо воинов сомкнулось вокруг огромной горбатой туши, которая почти скрылась под волной обнаженных черных тел.

Бык долго боролся, пытаясь устоять перед напором, но воины, дружно ухватившись за мощные ноги, опрокинули его. Туша с тяжелым грохотом повалилась на пыльную землю, бык громко замычал. Дюжина крепких рук ухватилась за длинные рога и, налегая на них, как на рычаг, стала выкручивать животному шею. Бык отчаянно лягал копытами воздух, мычание звучало все глуше и безнадежнее.

Король визжал от возбуждения, подпрыгивая в кресле, публика ревела, как штормовой прибой на скалистом берегу.

Огромная голова поворачивалась дюйм за дюймом, затем вдруг сопротивление прекратилось. Хрустнул позвоночник – громкий щелчок прозвучал как мушкетный выстрел, перекрывая гул толпы. Раскинутые рога резко повернулись еще на пол-оборота, ноги-столбы вытянулись в последней судороге, и содержимое бычьего кишечника хлынуло в пыль жидким зеленым потоком.

Обливающиеся потом воины подняли тушу на плечи, пронесли по арене и положили у ног короля.

На третий, и последний, день праздника король вышел на середину коровьего загона. Под жарким полуденным солнцем его согбенная хрупкая фигурка почти не отбрасывала тени. Сорокатысячная толпа смотрела на своего повелителя затаив дыхание.

В середине арены Мзиликази остановился, поднял над головой боевое копье и медленно повернулся лицом к югу. Ряды зрителей застыли в ожидании. Король занес копье и стоял так, выдерживая театральную паузу, пока напряжение сорока тысяч зрителей не стало ощущаться почти физически.

Наконец Мзиликази подпрыгнул и начал неторопливый поворот. Толпа вздохнула, покачнулась и застыла опять, когда король нацелил копье на восток. Он подпрыгнул еще раз, дразня и изматывая зрителей с искусством прирожденного актера.

Внезапно король выбросил руку вперед – крошечное, почти игрушечное, копье описало высокую сверкающую дугу и вонзилось в опаленную солнцем землю.

– Север! – взревела толпа. – Байете! Великий Черный Слон посылает нас на север!

– Мы отправляемся на север, в поход против макололо, – сообщил Ганданг. – Мой отряд уходит на заре. – Он помолчал и с улыбкой заметил: – Мы еще встретимся, Бакела.

– Если боги будут к нам благосклонны, – кивнул майор.

Ганданг положил руку ему на плечо, чуть сжал и отвернулся.

Медленно, не оборачиваясь, индуна исчез во тьме, наполненной пением и рокотом барабанов.

– Твои ружья всем хороши, но вот беда – перезаряжать их нужно, – ворчливо заметил Мзиликази. – Когда идешь с ними в бой, нужно иметь быстрых лошадей, иначе не успеешь снова положить в ствол порох и пулю.

Зуга сидел на корточках возле тронного кресла – так он провел уже почти месяц. Король каждый день присылал за чужеземцем, и тому приходилось часами выслушивать мудрые замечания и поглощать в огромных количествах полусырое мясо, запивая его бессчетными горшками пива.

– Если нет лошадей, то мои воины догонят стрелков после первого же залпа. Так мы разгромили воинов гриква и подобрали на поле боя больше трехсот ваших драгоценных ружей…

Зуга согласно кивал и улыбался про себя, представляя, как амадода используют эту тактику против английского пехотного полка.

Мзиликази прервался, чтобы осушить очередной горшок пива, потом перевел взгляд на блестящие пуговицы красного мундира, наклонился и дернул за одну из них. Майор с неохотой вынул из кармана складной нож, осторожно отрезал пуговицу и протянул ее королю. Мзиликази радостно ухмыльнулся и повертел ее на солнце.

«Осталось только пять», – мрачно подумал Зуга.

Он чувствовал себя рождественской индейкой, которую ощипывают перышко за перышком. Медные бляхи с лацканов, кокарда со шлема и даже пряжка с пояса давно перекочевали к королю.

– А бумага… – начал было майор, но Мзиликази лишь весело отмахнулся.

При всем своем маразме и алкоголизме – по подсчетам Зуги, он выпивал по семь галлонов пива в день – старик сохранил изворотливый ум и прекрасно умел торговаться. Он держал майора в напряжении с таким же искусством, с которым дразнил народ во время праздника, прыгая по арене с копьем в руках.

Вот и теперь при первом же упоминании о концессии Мзиликази отвернулся и занялся делом молодой пары, стоявшей перед ним на коленях. Их обвиняли в преступлении, и королю предстояло вынести приговор.

В тот день, болтая с Зугой, король между делом успел принять посланников, принесших дань от трех вассалов, наградить молодого пастуха, спасшего стадо от льва, приговорить к смерти другого, который пил молоко прямо из вымени доверенной ему коровы, и выслушать донесение гонца из отряда, сражавшегося на севере против макололо.

Девушка была прелестна, с длинными изящными руками и ногами и красивым круглым лицом. Приоткрыв в страхе полные, изящно очерченные губы, она крепко зажмурила глаза, чтобы не видеть королевского гнева, и дрожала всем телом. Юноша, стройный и мускулистый, состоял в отряде холостяков, которые еще не завоевали привилегии «войти к женщинам».

– Встань, женщина, чтобы король увидел твой позор, – прогремел голос обвинителя.