Уилбур Смит - ГЛАЗ ТИГРА (сборник боевой фантастики и приключений)

Это был один из тех сезонов, когда рыба появилась поздно. Моя старушка и ее команда трудились изо всех сил, ежедневно уходя далеко на север и возвращаясь в Грэнд-Харбор уже затемно, и только шестого ноября нам попались первые крупные рыбины, скользящие в пурпурных водах Мозамбика.

К этому времени я уже совсем отчаялся. Мою лодку зафрахтовал один тип из Нью-Йорка, рекламный заправила по имени Чак Макджордж. Он из моих постоянных клиентов, готовых каждый год совершать паломничество длиною в шесть тысяч миль, чтобы поймать большого марлина в водах Сент-Мери. Чак — юркий коротышка, лысый, как страусовое яйцо, но с сединой на висках, у него лицо мудрой коричневой обезьяны и крепкие ноги — вещь совершенно необходимая в рыбной ловле.

Мы, наконец, увидели рыбу: она плыла, играя в волнах высоким плавником, имевшим тот особый изгиб, который отличает марлина от акулы или дельфина. Анджело заметил его одновременно со мной, но остался на передней палубе и оттуда завопил от радости. Цыганские кудри трепались по его щекам, а зубы сверкали на слепящем тропическом солнце.

Рыба то появлялась, то исчезала в глубине моря и походила на плывущее по волнам бревно, черное, тяжелое, массивное. Ее хвостовой плавник изящно повторял повороты спинного, пока, наконец, марлин не ушел в глубину, и вода не сомкнулась над его блестящей спиной.

Я повернулся и кинул взгляд на нижнюю палубу. Чабби помогал Чаку устроиться в большом «рабочем» кресле. Он пристегивал крепкие ремни, подбадривая Чака, и, посматривая вверх, ловил мой взгляд.

Чабби презрительно кривился, плюнул за борт — разительный контраст с тем волнением, которое охватило всех нас. Чабби — настоящий верзила, того же роста, что и я, но гораздо крепче в плечах, да и выдержка у него получше моей. Он один из самых упорных и неисправимых пессимистов в нашем деле.

— Да, застенчивая рыбка! — буркнул Чабби и опять сплюнул.

— Не обращай внимания, Чак! — крикнул я. — Старина Харри не оставит тебя без улова!

— А у меня как раз есть тысяча зеленых, которая мне шепчет, что у тебя ничего не выйдет! — откликнулся Чак, поморщившись от слепящих солнечных бликов, прыгавших по волнам. Его глаза горели тем же азартом.

— На спор! — принял я пари и сосредоточил все внимание на рыбе. Но Чабби, конечно, был прав. После меня он лучший в мире знаток рыбьих повадок. Эта рыба была большая и чертовски пугливая.

Пять раз я кидал ей приманку, стараясь привлечь ее со всей хитростью, на какую способен. Но каждый раз марлин уходил, стоило мне только повернуть «Балерину» ему наперерез.

— Эй, Чабби, там в леднике есть свежие куски дельфиньего мяса. Бросай наживку! Может, он на нее клюнет! — крикнул я, отчаявшись.

Мы дали ему дельфина. Я собственноручно закинул приманку, и она поплыла в волнах, словно живая. Не составило труда уловить момент, когда марлин на нее клюнул: он как бы приподнял свои мощные плечи, и я увидел, как мелькнуло его светлое брюхо, похожее на опущенное под воду зеркало.

— Клюнул! — закричал Анджело. — Он клюнул!

Я отдал рыбу на попечение Чака чуть позже десяти утра. Леска, натянутая в воде, требует от рыбака немалых сил. Но моя работа была потяжелей и требовала большой сноровки. Я направлял «Балерину» по волнам, догоняя марлина. Рыба нещадно тянула леску, делая отчаянные прыжки в воде. Чак, усевшись поудобнее в рабочем кресле, вел марлина, упираясь своими чертовски крепкими ногами.

Чуть позже полудня Чак его доконал. Марлин плыл на поверхности, делая круги, которые постепенно сужались по мере того, как Чак натягивал леску.

— Эй, Харри! — голос Анджело вывел меня из задумчивости. — А у нас гости!

— В чем дело? — спросил я.

— Сам Большой Джонни пожаловал к нам! — указал он. — Рыба ранена, и он это учуял.

Я взглянул и увидел приближающуюся акулу. Ее тупой плавник уверенно рассекал поверхность. Она плыла к нам, привлеченная борьбой и запахом крови. Это был большой молот. Я позвал Анджело: — Иди на мостик! — и отдал ему управление.

— Харри, если только этот ублюдок сжует мою рыбу — плакала твоя тысяча зеленых! — буркнул Чак, обливаясь потом на своем стуле.

Я нырнул в рубку и, опустившись на колени, поднял задвижки на дверце моторного отсека. Мне оставалось лишь протянуть руки и ухватить приклад карабина, спрятанного внутри. Вернувшись на палубу, я еще раз проверил, заряжен ли он, и переключил на автоматический огонь.

— Анджело, разверни-ка меня к этому Джонни! Перегнувшись через перила, я прицелился в акулу, а

Анджело повел судно прямиком на нее. Да, это действительно был молот, крупная особь, футов двенадцать от носа до хвоста. В прозрачной воде рыба имела какой-то медно-рыжий оттенок. Я осторожно прицелился ей между глаз, сидящих по обеим сторонам уродливой, деформированной головы, и нажал на курок. Прогремели выстрелы, по палубе застучали пустые гильзы, вода взорвалась тысячами брызг. Акула конвульсивно вздрогнула: пули пробили ей голову, разнеся в щепки череп и крошечный мозг. Она перевернулась и стала погружаться в глубину.

— Ну, спасибо, Харри, — отозвался Чак, переведя дыхание, все еще потный и красный.

— Фирма веников не вяжет, — улыбнулся я в ответ и пошел сменить Анджело у руля.

Без десяти час Чак начал вытягивать марлина. Он тащил его до тех пор, пока рыба не перевернулась на бок, слабо похлопывая хвостом и судорожно хватая воздух. Ее помутневший глаз был размером с хорошее яблоко, а тело пульсировало и переливалось всеми оттенками серебра, золота и «царского пурпура».

— Теперь поосторожней! — крикнул я и, надев перчатку, подтянул рыбу ближе к Чабби, который уже поджидал со стальным крюком наготове.

Чабби ответил мне презрительным взглядом. Это, видимо, означало, что когда я беспризорничал в лондонских трущобах, Чабби уже насаживал на гарпун здоровенных рыб.

— Подожди, пока катушка не размотается! — не оставлял я своих советов, чтобы еще немножко задеть его. Чабби скривил губы.

Волна подняла рыбу к нам, обнажив ее серебристую грудь и распластанные плавники.

— Давай! — крикнул я, и Чабби метнул гарпун. Брызнула алая кровь, рыба забилась в агонии, взбивая белую пену и обдавая нас, словно из душа, морскими брызгами.

На Адмиралтейском причале я подвесил рыбу на стрелу портового крана. Бенджамин, смотритель гавани, подписал свидетельство на общий вес в 817 фунтов. И хотя яркие, флюоресцирующие краски поблекли и слились в мутный, темный цвет смерти, туша впечатляла своими размерами — 14 футов 7 дюймов от носа до раздвоенного наподобие ласточкиного хвоста.