Уилбур Смит - Полет сокола

Она научилась ценить его здравый смысл, уважала его мнение и даже позволила ему читать рукопись, над которой работала целыми днями. Хорошо обоснованные замечания Клинтона заслуживали внимания.

Робин с удивлением обнаружила, что капитан стал частью ее жизни, заняв место, которое давно пустовало. Ей нужен был человек, которого можно было утешать и оберегать, кто нуждался в ней и кому она могла щедро дарить переполнявшее душу сочувствие.

– Не знаю, что бы я делал без вас, дорогая мисс Баллантайн, – горячо признавался Клинтон. – Как бы я пережил это ужасное время без вашей поддержки!

Робин чувствовала, что это правда, а не просто пылкие излияния, и не могла оставаться равнодушной к чужой боли и страданиям.

Минуло больше месяца с того славного дня, когда «Черная шутка» в живописных лохмотьях парусов, с пробитыми, как решето, палубными надстройками, привела в Столовую бухту огромного пленника. Черный от копоти «Гурон», который едва полз под наспех починенным рангоутом и с временным рулем, покорно встал на якорную стоянку в Роджер-Бэй под жерла грозных карронад.

Городские зеваки с криками столпились на берегу, команды военных судов выстроились на палубах и реях, приветствуя героев.

Робин стояла рядом с Кодрингтоном, когда к борту подошли две шлюпки с морскими офицерами из штаба Капской эскадры. Первую команду возглавлял капитан третьего ранга на несколько лет моложе Клинтона.

Гость четко отдал честь.

– Капитан Кодрингтон, согласно приказу командования, я принимаю на себя командование вашим кораблем.

Лицо Клинтона не дрогнуло.

– Отлично, сэр, я прикажу собрать мои вещи, а тем временем мы уладим все формальности, и я представлю вас команде.

Стоя у входного порта рядом со своим сундучком, Клинтон пожимал руки бывшим подчиненным. К борту причалил второй баркас, до сих пор остававшийся поодаль, и на борт поднялся капитан старшего ранга. Моряки застыли в напряжении: все понимали, что сейчас произойдет.

Денхэм шагнул к Кодрингтону и тихо произнес:

– Удачи вам, сэр. Можете рассчитывать на меня в трудную минуту.

Клинтон понимал, что имеется в виду – заседание военного трибунала.

– Спасибо, мистер Денхэм, – ответил Клинтон и повернулся навстречу судьбе.

Старший капитан шагнул вперед.

– Капитан Кодрингтон, довожу до вашего сведения приказ командующего эскадрой, предписывающий вам ответить на ряд обвинений, касающихся выполнения вами служебных обязанностей. С этой минуты вы находитесь под домашним арестом и должны ответить на предъявленные обвинения, как только будет созван военный трибунал.

– Понимаю, сэр.

Клинтон отдал честь и спустился по трапу в ожидавший баркас. Старший офицер шел за ним по пятам.

– Молот, задай им жару! – выкрикнули сзади.

Команда разразились криками одобрения. Люди толпились у борта, висели на вантах и вопили во всю глотку, подбрасывая шапки.

– Молотом и клещами!

– Вперед, шутники!

Баркас отчалил и направился к берегу. Клинтон Кодрингтон стоял на корме и смотрел на своих матросов; его непокрытая голова сияла на солнце, как огонь маяка.

С тех пор прошло много времени. Чтобы собрать на отдаленной морской базе достаточно старших офицеров для трибунала, иногда требуются месяцы.

Почтенные горожане сторонилось преступника. Клинтон ночевал в дешевом номере на Ватеркант-стрит и проводил день за днем на берегу, наблюдая со стороны за ремонтом канонерской лодки и поглядывая на клипер с голыми мачтами.

Из невольничьих трюмов выгружали рабов и сбивали с них кандалы. Озадаченные чернокожие один за другим ставили крестики под кабальными контрактами, а голландские и французские фермеры тут же уводили их. Ради какой судьбы он спас этих несчастных, заплатив такую страшную цену?

После полудня Клинтон поднимался на холм, где посреди зеленого парка стоял особняк Картрайтов. В этот день он пришел раньше обычного – пушка на вершине Сигнального холма только что выстрелила, отмечая полдень. Капитан шагал по дорожке непривычно быстро, а заметив в цветнике Робин, пустился чуть ли не бегом, срезая путь по бархатисто-зеленой лужайке.

– Робин! Доктор Баллантайн! – Голос Клинтона срывался, светлые глаза бешено сверкали.

– Что случилось? – Робин передала корзину с розами Алетте и поспешила навстречу. – Что случилось? – тревожно повторила она.

Клинтон взял ее руки в свои.

– Невольничий корабль! – От возбуждения он заикался. – Американец! «Гурон»!

– Да? – Робин нахмурилась. – И что?

– Он уходит! Его отпустили! – Капитан чуть не плакал от ярости и отчаяния.

Робин застыла, лицо ее побелело.

– Не может быть.

– Пойдемте! – сказал Клинтон. – У меня коляска у ворот.

Капитан всю дорогу подгонял кучера, тот хлестал лошадей, и на вершине Сигнального холма упряжка была уже вся в мыле. Лошади хрипели, разбрасывая пену.

Едва коляска остановилась, Кодрингтон соскочил на землю и подвел Робин к обочине дороги над крутым склоном холма. Далеко внизу стройный американский клипер беззвучно скользил, подгоняемый юго-восточным ветром по зеленой поверхности моря, усеянной пляшущими белыми гребешками.

Миновав низкий темный силуэт острова Роббен, клипер сменил галс, на его реях, как первые весенние цветы, распустились новые паруса. Робин и Клинтон молча наблюдали, как великолепный корабль, превратившись в призрачный силуэт, слился с молочно-белой морской дымкой и исчез.

По-прежнему молча они вернулись к экипажу. Никто не произнес ни слова, пока коляска не въехала в ворота поместья Картрайтов. На лице Робин не было ни кровинки, дрожащие губы побелели, став цвета слоновой кости.

– Я понимаю, что вы чувствуете, – тихо сказал Клинтон. – Увидеть, как это чудовище спокойно уходит… После всего, что мы пережили…

Робин резко тряхнула головой и снова застыла.

– У меня есть и другие новости, – продолжил он, увидев, что ее щеки немного порозовели. – Вчера в бухте бросил якорь корабль из Ост-Индии, и среди пассажиров оказался контр-адмирал. Говорят, Зануда Кемп пригласил его, чтобы набрать кворум для судебного заседания. Трибунал начнется завтра.

Робин повернулась к нему, лицо ее смягчилось, выражая тревогу и озабоченность.

– Я не перестану молиться за вас. – Она порывисто протянула руку, капитан схватил ее и сжал.

Казалось, это прикосновение высвободило что-то, до сих пор крепко запертое в душе Робин; ее горячие сухие глаза наполнились слезами.

– Дорогая доктор Баллантайн! – порывисто воскликнул Клинтон. – Пожалуйста, не переживайте так из-за меня.

Однако Робин сквозь слезы видела лишь призрачные очертания величественного парусника, исчезающие за перламутровой завесой волн, и горькие рыдания сотрясали ее тело.