Уилбур Смит - Полет сокола

Повинуясь внезапному порыву, Зуга надел ожерелье себе на шею. Сокол из слоновой кости опустился в вырез фланелевой рубашки и угнездился среди темных курчавых волос на груди.

– Пошли, больше здесь делать нечего.

Страна, в которую привела экспедицию тайная дорога, была царством слонов. Возможно, они укрылись в этом девственном мире от охотников, наступавших с далекой южной оконечности континента. Серые великаны бродили повсюду, и Зуга с сержантом охотились каждый день, далеко обгоняя караван.

В первый месяц они застрелили сорок восемь слонов, во второй – почти шестьдесят. Зуга тщательно заносил в дневник обстоятельства охоты, вес бивней и точное местонахождение тайника, в котором они спрятаны. Горстка носильщиков была не в силах нести даже малую часть добытой слоновой кости, а сколько еще придется идти, никто не знал. Зуга зарывал сокровища вблизи легко узнаваемых ориентиров: под приметным деревом, у скалы необычной формы, на вершине холма или у слияния рек. Однажды он за ними вернется, а к тому времени слоновая кость высохнет и станет легче.

Пока же майор проводил дни, преследуя добычу. Он преодолевал громадные расстояния, тело его стало крепким и жилистым, как у хорошо тренированного спортсмена, а руки и лицо приобрели глубокий оттенок красного дерева. Окладистая борода и усы выгорели на солнце и отливали золотистым блеском.

Каждый день Зуга узнавал от сержанта все новые охотничьи премудрости и теперь безошибочно находил самый трудный след на каменистой земле. Он научился предвидеть неожиданные повороты, которые делает преследуемая дичь, чтобы зайти с подветренной стороны и учуять охотника, и умел, идя по петляющему следу, срезать путь и сократить утомительную погоню на несколько часов. Отпечатки слоновьих ног раскрыли ему свою тайну – по ним он с легкостью определял пол, размер, возраст слона и величину его бивней.

Если дать слонам перейти на характерную походку враскачку – нечто среднее между рысью и легким галопом, – то стадо может идти так сутками, безостановочно, но если захватить их в разгар полуденной жары, то слонов легко загнать на первых же милях. Обессилев, слонята встанут как вкопанные, а вместе с ними остановятся и слонихи. Животные начнут обмахиваться огромными ушами и засовывать хоботы глубоко в горло, чтобы всосать немного воды из живота и обрызгать голову и шею.

Он научился находить в горе мяса, скрытой под серой шкурой, сердце и мозг, легкие и позвоночник. Научился стрелять в плечо, если слон стоял боком – тогда зверь падал, как от удара молнии. Догоняя же стадо, лучше было разбить слону тазобедренный сустав, а затем не торопясь прикончить, подойдя поближе.

По вечерам он находил слоновьи стада на вершинах холмов, куда они забирались, чтобы освежиться прохладным ветерком, на заре охотился в густых лесах и на открытых полянах, а в полдень – на старых заросших полях исчезнувшего народа.

Земля, которая поначалу казалась девственной, когда-то была густо населена, причем люди обитали там издавна. Поля, где прежде собирали урожай, достались в наследство слоновьему племени. Зуга не раз натыкался на развалины больших поселений, центров некогда процветавшей цивилизации, от которых остались лишь круговые очертания глинобитных хижин, почерневшие камни очагов да обугленные шесты изгородей, за которыми в давние времена содержались обширные стада домашнего скота. Судя по густоте сорняков на древних полях, их не возделывали десятилетиями.

Слоны огромными стадами неторопливо бродили по заброшенным полям и развалинам городов. Зуге вспомнились строки из экзотических восточных стихов, изданных в переводе год назад:

На месте древних хижин остался толстый слой пепла от деревянных стен и тростниковых крыш. В одном из бывших поселений Зуга насчитал тысячу таких жилищ, а потом сбился со счета. Как же исчез столь многочисленный народ?

Неподалеку от поселения, в открытом поле, нашелся ответ и на этот вопрос. Высохшие кости, прожаренные солнцем, белели, как маргаритки; многие наполовину погрузились в красную жирную почву или поросли густой колышущейся травой с пушистыми верхушками. Человеческие останки покрывали огромное пространство, словно снопы сжатой пшеницы. Чуть ли не все черепа были разбиты тяжелым ударом дубинки или булавы.

Это было не столько поле битвы, сколько бойня. Если подобная участь постигла и остальные разрушенные города, то погибшие исчислялись десятками или даже сотнями тысяч. Неудивительно, что в здешних местах остались лишь редкие разрозненные группы туземцев, как та горстка воинов, что хотела не пропустить караван через ущелье на слоновьей дороге. Время от времени на вершинах причудливых скалистых холмиков, разбросанных там и тут, возникали дымки лагерных костров. Если это были выжившие потомки исчезнувшего народа, то они, должно быть, до сих пор испытывали ужас перед страшной судьбой, постигшей их предков.

Приближаясь к подобным скальным убежищам с каменными стенами на вершине, отряд Баллантайна не раз поспешно отступал под градом булыжников и катящихся валунов. У подножия укрепленных холмов часто встречались небольшие клочки возделанной земли, где выращивали просо, ропоко и крупный сладкий ямс, а также, что особенно приятно, темно-зеленый местный табак. На плодородной почве ропоко вытягивался в два человеческих роста, а стебли кукурузы гнулись под тяжестью початков с крупными красными зернами. Листья табака на мясистых стеблях вырастали со слоновье ухо. Из них получались толстенные сигары с особенным вкусом. Покуривая, Зуга гадал, как это чужеземное растение оказалось так далеко от мест своего исконного произрастания. Видимо, когда-то отсюда к побережью вел оживленный торговый путь. Это подтверждали и бусины ожерелья, снятого с тела убитого воина, и тамариндовые деревья родом из Индии, попадавшиеся среди руин древних городов.

Медленно продвигаясь по почти не заселенной лесистой стране, изобиловавшей дичью и орошаемой глубокими прозрачными реками, Зуга думал, какие чудеса могла бы сотворить на этой плодородной земле колония британских поселенцев, с их трудолюбием, опытом и навыками земледелия. Возвращаясь в лагерь, он тщательно определял координаты по солнцу и наносил на карту, оставленную Томом Харкнессом, маршрут движения, сопровождая его краткими описаниями. Ценность карты возрастала с каждым днем: на ней появлялись новые реки, уточненные границы «мушиных поясов», свободные от мух коридоры. Данные о ландшафте, почвах и растительности заполнили многие «белые пятна» старого пергамента.