Александр Чудинов - «Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма

Подробно рассказав затем о своих личных делах, Рузо перешел к расспросам «брата» о его жизни в России:

«А Вы расскажите же, наконец, о своей летаргии, о контрастах или скорее о том, что Вас восхищает в стране, где Вы находитесь. Весьма необычно, как Вы говорите и как я уже замечал сто раз то, что в 500 лье от нас (да еще под таким небом) существует нация, столь схожая с нашей своими вкусами, склонностями, манерами и даже произношением, с которым она говорит на нашем языке. Разумеется, русская нация не является галльской колонией, а такое сходство обусловлено скорее общением и подражанием, нежели ее природой.

Такие контрасты представляются мне естественным порождением примитивной почвы, которая была изменена привнесением культуры и начатков просвещения. Это – случай оранжереи, где искусство побеждает природу, и жаль только, что образование в России не лучшего качества и не слишком широко распространено. Несколько сот хороших наставников, распределенных по основным городам, сумели бы обеспечить этой нации огромное продвижение вперед за очень короткое время.

Что касается Вашей летаргии, то мне остается лишь Вам пожелать, чтобы она не привела к абсолютной инертности Ваших физических и моральных способностей, но Вы слишком мудры и осмотрительны для того, чтобы не суметь уберечься от этой двойной смерти, а дружба нашего дорогого графа поможет Вам в остальном.

Прощайте, мой друг. Живя в самой прекрасной стране мира, я желаю Вам в стране, наиболее обиженной природой, такого же счастья и здоровья, которыми я наслаждаюсь здесь и которого Вы заслуживаете. Сообщайте мне свои новости три-четыре раза в год. Это будет одним из наибольших удовольствий для сердца, которое Вас любит и хочет любить Вас всегда.

Как видим, хотя все письма Рузо до Ромма дошли (они находятся в итальянской части его личного архива), тот не спешил на них отвечать, очевидно, утратив заинтересованность в сохранении связи с Орденом. Возможно, Ромма оттолкнули от масонства дрязги и бюрократическая волокита внутри «братства», от которых он пострадал. А может, он увидел, что масонское звание не сулит ему в России никаких выгод. Не исключено, что у него появились и другие, неизвестные нам мотивы прекратить отношения с Орденом. Как бы то ни было, в списке членов ложи Девяти сестер за 1783 год фамилия Ромма уже не значится, хотя уехавший одновременно с ним граф Строганов упомянут там как «отсутствующий».

Хотя тайная миссия Ж. Ромма в качестве распространителя «истинного света», каковыми считали себя члены масонского «братства», в России и не состоялась, означает ли это, что его официальная миссия в качестве гувернера была здесь единственной?

Впервые усомниться в этом меня побудило знакомство с одним из документов рукописного фонда Ромма, хранящегося в западноевропейской секции архива Санкт-Петербургского института истории РАН, а именно – с мемуаром «Заметки о военном деле в России в 1780 году».

Этот манускрипт (7 листов in folio, заключенных в желтую бумажную обложку) не подписан, но авторство Ромма легко устанавливается по почерку, идентичному тому, которым написаны его письма. Кроме того, на обложке есть указание Manuscrits de G. Romme , сделанное рукой де Виссака, как и на многих других бумагах Ромма, ныне рассеянных по архивохранилищам Италии, Франции и России.

Указанный документ достаточно давно известен исследователям биографии Ромма, по крайней мере российским. В 1982 году его археографическое описание опубликовала ленинградская архивистка И.С. Шаркова. Любопытно, что уже у нее обстоятельства появления на свет мемуара вызвали определенное недоумение: «Трудно сказать, с какой целью спустя только год после прибытия в Россию было написано Роммом это сочинение…» Впрочем, какой-либо версии, объясняющей данный факт, исследовательница не предложила.

А может быть, никакой загадки и нет? Может быть, мы имеем дело всего лишь с одним из проявлений неуемной любознательности Ромма? Ведь если она распространялась на самые разные стороны жизни русского общества, то почему военное дело России должно было стать исключением? Посещали же другие путешественники, колесившие по Европе, крепости и парады, не имея при этом какой-либо задней мысли и руководствуясь одним лишь любопытством. Так, знаменитый Дж. Казанова, проезжая через Пруссию, с интересом осматривал потайные ходы Магдебургской крепости и любовался на потсдамском плацу строевой подготовкой лейб-гвардии Фридриха II, а находясь в России, три дня наблюдал за грандиозными летними маневрами 1765 года

Однако внимательное изучение «Заметок» Ромма показывает, что в его случае все обстояло не так просто. Во-первых, не могут не смущать сроки их составления, на что справедливо обратила внимание И.С. Шаркова. Ромм прибыл в Россию в конце 1779 года, а значит, менее чем за год подготовил весьма насыщенное деталями описание вооруженных сил России. Чтобы выполнить столь объемную работу, да еще не зная русского языка, ему требовалось посвятить данному предмету гораздо больше времени и усилий, чем можно было бы ожидать от обычного путешественника, в равной степени интересующегося всеми сферами жизни чужой страны. Кстати, отсутствие в известных нам бумагах Ромма за 1780 год сколько-нибудь значительных рукописей на другие темы, косвенно подтверждает это предположение. [24] В своем мемуаре Ромм упоминает В.В. Энгельгардта, племянника Г.А. Потемкина, называя его полковником и командиром гусарского полка. 24 ноября 1780 г. Энгельгардт получил чин бригадира и возглавил лейб-кирасирский полк. Очевидно, «Заметки» Ромма были окончены и переданы адресату до этой даты.

Во-вторых, наводит на размышления внешний вид мемуара. Большинство путевых дневников Ромма, а также его заметки по географии, ботанике и минералогии написаны весьма небрежно и трудны для прочтения, поскольку предназначались лишь для самого автора. Мемуар же о военном деле изложен четким, легко читаемым почерком, каким Ромм писал послания, предназначенные для чужих глаз.

И наконец, по самому своему содержанию документ скорее напоминает аналитическое исследование, нежели заметки стороннего и праздного наблюдателя. В тексте то и дело встречаются указания на прилагавшиеся автором усилия по целенаправленному сбору соответствующей информации: «нам до сих пор еще не удалось раздобыть исчерпывающе подробные сведения на сей счет…», «раздобыть какие-либо подробности об этой кавалерии оказалось невозможно…» и т. д. Упоминаются факты (например, маневры Смоленского драгунского полка), непосредственным очевидцем которых Ромм не был и о которых он мог узнать, лишь опрашивая других лиц. Один из своих источников он даже указывает: это некий «кавалерийский офицер, считающийся весьма неплохим». По репликам автора можно также судить, что его сочинение явно рассчитано на квалифицированного читателя: «Воздержимся здесь от изложения существующей в России номенклатуры военных чинов, поскольку полагаем, что она и так известна». Одним словом, «Заметки» Ромма гораздо больше походят на шпионское донесение о боеспособности русской армии, нежели на безобидные записки путешественника. Вот почему знакомство с ними впервые заставило меня усомниться в том, что деятельность Ромма в России носила исключительно педагогический характер.